— Что ты каркаешь?! Беду накличешь!
— Беда уже над тобой топором на волоске висит! Аркашка Седых доложил, что его папаша горит?
— Да. На пенсию его провожают.
— Если бы так, — криво усмехнулся Греф. — На него прокуратура бочку катит. И не загремел бы папенька Седых в места не столь отдаленные, но весьма некомфортные.
— Холдинга это коснется?
— Только в том смысле, что лишимся поддержки власти. Кое-что останется, но рангом помельче.
— Греф, а ты-то что нервничаешь? С твоей квалификацией! Ну подвергнут нас с Екатериной остракизму. Даже если как-то заставят продать акции и мы покинем холдинг. Так ведь тебя-то приставят к новому президенту! Не все тебе равно, чье тело охранять?
Греф перекосился так, что его ястребиное лицо более стало смахивать на морду бульдога:
— Мне красивое тело охранять приятнее.
— Пошли. — Даша глянула на часы. — Выдержали семь минут.
— Достаточно. Для первого раза. Вперед и с песней. Дать тебе по пятой точке на счастье, у меня рука легкая?
— Давай, — безнадежно ответила Даша.
Греф сильно заблуждался, считая свою руку легкой. Даша аж подпрыгнула от доброй плюхи, ойкнула и побежала в зал заседаний.
Даже через две недели Даше еще снилась та свирепая мясорубка, которую ей устроили акционеры.
Началось все мило и даже торжественно. Шемякин представил Дашу, потом — Катю. Им похлопали вполне дружелюбно. Но едва Сотоцкая прочла лишь треть своего отчетного доклада по результатам полугодия, как с первых рядов поднялся очень высокий, тощий человек и выкрикнул громко:
— Лидия Павловна! Перестаньте нам мозги мылить! Результат один! Мы в состоянии стагнации! На бирже наши акции в лучшем случае топчутся на месте. И есть, тенденция к падению их цены!
— Павел Михайлович! — возмутилась Сотоцкая с фальшивыми нотками в голосе. — Дайте же дочитать!
— Чего там читать?! Все и так ясно. Мы хотим выслушать нового президента! В той или иной форме она руководит холдингом почти год! И никаких новшеств мы не видим! А они нужны!
И тут Сотоцкая без борьбы покинула трибуну! А Шемякин растерялся, не успел взять управление собранием в свои руки. Со всех сторон послышались предложения:
— Пусть выступит президент!
— Мадам Муратовой слово!
— А что, правда, что через пару лет холдингом будет руководить эта девочка, дочь Владимира Дмитриевича?! Даже до такого доживем?!
Кто-то смеялся, кто-то попросту скандировал, будто на митинге:
— Президента на трибуну!
Президента на трибуну!
И совершенно неожиданно посреди зала развернули белую ленту-транспарант с надписью: «Сибирь требует изменения учредительного устава!»
Сотоцкая проскочила мимо стола на сцене, за которым сидели Шемякин, Даша и Катя, и тут же оказалась в гуще зала. Как оценить этот демарш, Даша не успела обдумать. Шемякин повернулся к ней и выдавил, заикаясь:
— Дарья Дмитриевна, вам придется на трибуну. Даша встала, но к трибуне подойти опоздала. Кругленький человечек, только макушка над обрезом трибуны виднелась, выхватил из кармана приготовленные листочки текста и бойко залопотал в микрофон:
— Коллектив дочерних предприятий холдинга «Гиппократ» южных областей России на общем собрании принял решение оказать недоверие президенту холдинга Дарье Дмитриевне Муратовой! За период ее управления…
Но и его погнали с трибуны.
— Замолчи, прихлебатель! Не тебе оказывать недоверие, лизоблюд!
— Менять учредительный устав, а только потом толковать о доверии!
Даша почувствовала, как глухая волна ярости подавила ее сознание. То же было в школе, когда перепившиеся девятиклассники принялись громить химическую лабораторию. Но там с помощью Филимона мальчишек просто вышибли за пределы школы, применяя физические методы воздействия.
Она подошла к трибуне и процедила в лицо круглому человечку:
— Пошел вон.
В зале ее, конечно, не услышали, но то, с каким испугом несостоявшийся оратор слетел со сцены, впечатление произвело. Пошумели еще минуту и слегка примолкли. Она заговорила:
— Я не собираюсь оправдываться перед вами в своих действиях. Прошло всего два месяца. И не передергивайте, когда хотите повесить на меня отчет за целый год. Мне рано перед вами отчитываться. Да вы этого и не стоите!
Она примолкла, и в полной тишине прозвучал вопрос:
— Почему не стоим, Дарья Дмитриевна?
— Потому что вы явились сюда не найти общие позиции, а сговорились, видимо, поменять учредительный устав. Попробуйте проделать этот трюк. Я даже подскажу, как он будет укладываться в рамках нашего учредительного устава. Для начала следует набрать факты моей плохой работы. Потом голосованием выразить мне недоверие. Потом добиться изменения в уставе и после проведения этой операции опять голосованием сместить президента с должности. А новым голосованием, после изменения устава, — выбрать нового президента. Вот в таком случае это получится более или менее по закону. Но я убеждена, что этот бунт, по-другому ситуацию не определишь, будет продолжаться не одну неделю и не один месяц. По той простой причине, что вы разобщены. Различные группы готовы перегрызть горло друг другу, не убеждайте меня в обратном. И объединяла вас воедино, создавая общую атмосферу дружной работы, только воля моего брата и устав, который вы приняли. Ваши крики и лозунги ничего конкретного мне не говорят. — И неожиданно выкрикнула жестко: — Тайм-аут! На тридцать минут! Попробуйте сговориться, выработать общую программу! Отдельные предложения обсуждаться не будут! Или мы все вместе, или разлетаемся в разные стороны!