Даша произнесла всю свою речь на едином дыхании. Захлебнулась, соскочила с трибуны и вышла в коридор.
Катя догнала ее только на лестничной площадке. Девочка побледнела, в ее глазах смешались восхищение и испуг:
— Тетка, ты отважная, тетка! Ты лихо рискуешь!
— А что еще делать?
— А если проиграешь?
— Другого выхода нет, — нервно ответила Даша. — Либо они нас подомнут, либо мы их.
— Но у нас такой солидный пакет акций!
— Слабый аргумент. Если игра пойдет всерьез, они объединятся под одним флагом и общее количество акций превысит наши с тобой и Дорохова.
— Но они могут объединиться только для виду, на время! А потом каждый выдернет свои, кровные.
— Правильно. Но такой ход не криминал. Пойдем в кафе на улице, там подают почти настоящий кофе капучино.
На выходе их перехватил Сергеев. Придержал Дашу, сказал одобрительно:
— Я слышал по трансляции, что у вас там происходит. Не волнуйтесь, я эту публику хорошо знаю. Они никогда не станут под один флаг. Скорее загрызут друг друга, как пауки в банке. Придерживайтесь и дальше атакующей позиции.
— Попробую.
Едва они ступили на тротуар, как за спиной появился Греф. Дошли до кафе и взяли по чашке бурды с пеной, местный капучино оказался карикатурой на кофе, Катя сказала нерешительно:
— Я тоже хотела выступить. Сказать что-нибудь об отце, о себе, о тебе. Почему ты не объяснила, что восемь месяцев училась как проклятая?
— Они и так об этом знают, можешь мне поверить.
Греф пил минеральную воду у стойки бара. Стоял к ним спиной. Но Даша быстро определила, что он видит их и входную дверь в зеркале на стенке бара.
Даша произнесла сосредоточенно:
— Я думаю, что тебе нужно что-то сказать. Но не пытайся понравиться. Собрались люди, кто прошел жестокую школу борьбы. К ним не подлижешься. Если есть оригинальные идеи — выскажи или соври покрасивее. Нет, молчи.
Неожиданно Даша перестала слышать, что говорила Катя. Кроме того, не понимала, почему здесь сидит. Потом пришло соображение, что она потеряла свое «я», не ощущает себя человеком и смотрит на себя будто бы со стороны. Кто-то другой в ее облике ругался недавно на трибуне, а теперь пил кофе. Быть может, именно такой ступор китайцы называют «потерять лицо». После этого потерпевшему ничего не остается, как вешаться. Ощущение было чудовищным, она с трудом осознала, что превратилась в зомби. Через несколько секунд она натолкнулась на настороженный взгляд Грефа и — пришла в себя.
Молча они допили кофе, повторили заказ и через тридцать пять минут вернулись в зал.
Катя села к столу, рядом с поникшим Шемякиным, а Даша уверенно вскарабкалась на трибуну. Щелкнула пальцами по микрофону, спросила:
— С чего начнем второй тайм?
Встал опять же тот же тощий и очень длинный мужчина, произнес уверенно, но помягче, нежели в первом выступлении:
— Дарья Дмитриевна, мы принимаем ваше предложение. Будем голосовать.
— Предложений было несколько. С какого желаете начать? — перебила Даша.
— Я полагаю, что с изменения устава.
Нет, сговориться в перерыв им не удалось! Часть зала возмущенно закричала:
— Какие изменения?! Прямо с недоверия президенту!
— А уж потом мы будем знать, что делать с уставом!
Даша вызывающе рассмеялась в микрофон:
— Я вижу, что согласия нет! Может, монету кинем — орел-решка, — что пойдет первым?!