Это обстоятельство его настолько обрадовало, что он вытянул из своего тайника в брюках сто рублей, которые через пять минут обменял на пару бутылок водки. И выпил их до утра в беседке, которую огонь пожара только полизал, но сохранил в достаточно пригодном для культурного отдыха состоянии.
Лидия Сотоцкая вздрогнула и отскочила от открытого сейфа, когда в ее кабинет влетел без всяких предупреждений взволнованный Аркадий Седых. Сотоцкая как раз пересчитывала в этот момент личные деньги и крикнула испуганно:
— Ты что, с ума сошел?! Чего тебе надо?!
Аркадий бросился к ней, схватил за плечи и прошептал в лицо:
— Лида! На пороге офиса милиция! Сейчас они будут у тебя!
— Как — у меня?!
— Я слышал, как они спрашивали, где твой кабинет! Непонятно, почему Сотоцкая ударилась в панику.
Не было за ней никакого криминала, никаких махинаций, поскольку деловые интриги криминалом никак не назовешь. Но запаниковала она отчаянно и испуганно спросила:
— Аркаша, твоего отца уже посадили в тюрьму?!
— Да нет! В прокуратуру на беседы ходит! Его так просто не согнешь! Если и сядет за решетку, долго там куковать не будет.
И опять же было необъяснимо, почему Сотоцкая связывала свою судьбу с неприятностями отца Аркадия. Что было, то было, она встречалась в свое время как с папенькой, так и сыночком. Но с папенькой отношения были в большей степени деловые, направленные на укрепление позиций холдинга, что и приветствовал ушедший в небытие Владимир Муратов. Теперь, быть может, Сотоцкая со страху решила, что отец Аркадия потянет ее за собой на нары. «От сумы и тюрьмы не зарекайся!»
— Я предупредил, я убегаю! — объявил Аркадий и ракетой вылетел из кабинета.
Сотоцкая судорожно покидала деньги в сейф, закрыла его и помчалась в лабораторию Артемьева.
Тот сидел в белом халате у массивного стола и, хмурясь, прижимал к уху телефонную трубку. Сотоцкая с разбегу выдернула трубку у него из рук, бросила ее на аппарат и выкрикнула уже на грани истерики:
— Глеб! За мной пришла милиция!
Артемьев взглянул на нее глазами, не замутненными никакой тревогой, помолчал:
— Ну и что?
— Как — что? Я горю синим пламенем!
— А что я могу сделать?
— Я не знаю что! Но сделай же что-нибудь!
— В шкаф тебя спрятать?
— Глеб, сейчас не время для шуток!
— Хорошо, тогда я тебя спрячу в подвале.
— Ты… Ты… Ты… — Сотоцкая, убитая наповал равнодушием милого друга, не находила слов, даже не понимала, что ей делать: залиться ли слезами, упасть на колени или обругать Глеба распоследними словами.
— Я, я, я! — подхватил Артемьев. — Хорошо, ни в холодильнике, ни в мусорном бачке ты не поместишься. Сиди у меня в кабинете и не вылезай. Я тебя запру.
— Глеб, милый…
— Не надо трагедий, пока пьеса еще не написана. Сиди и жди. В столе бутылка джина с тоником — авось успокоишься.
Он вышел из кабинета, скидывая на ходу халат.
Сотоцкая выхватила из стала литровую бутылку джина с тоником, которую Артемьев самостоятельно наполовину заправил чистым джином. Так что напиток получился нестандартный.
Информация Аркадия оказалась точной — на лестнице Артемьев натолкнулся на милиционера в форме и парня в штатском. И штатский спросил:
— Кабинет Лидии Сотоцкой на втором этаже?
— Да. Но ее сейчас там нет.
Он уже определил, что милиция явилась никак не с целью ареста — не тот состав команды. Милиционер в чине рядового и штатский слишком молод для серьезной акции. Штатский спросил еще раз:
— А где же Сотоцкая?
— Я могу ее поискать. В чем дело, собственно говоря?
— Да так, — ответил штатский без нажима. — Кое-какие ее личные семейные неприятности, ничего более.
— Хорошо, — сказал Артемьев. — По коридору налево у нас курилка. Подождите там, а я ее поищу.
— Спасибо.
Артемьев вернулся в кабинет как раз в тот момент, когда Сотоцкая собиралась приложиться к горлышку бутылки. Он извлек сосуд из ее рук и произнес все так же невыразительно:
— Перестань трусить. Этим ты только вызовешь подозрение.
— В чем подозрение?
— Мне кажется, что ветер дует со стороны твоего мужа Дубова.
— С какой стати?! — завизжала Сотоцкая. — Он третью неделю пьянствует на даче и даже не звонит!
— А ты ему звонила?
— Он трубку не поднимает! Пьет в подвале около бочки с вином, которую ему привезли с Кавказа.
— В том-то и дело, — хмуро произнес Артемьев.