— В чем дело?!
— Я не очень уверен, что он пьет.
А что же еще?! — истерично выкрикнула Сотоцкая.
— Возьми себя в руки, я сейчас приведу сюда милицию. — И для того чтоб слова были весомыми, Артемьев хлестко отвесил ей пощечину. — Прочухалась?
— Да, Глеб.
— Видишь, какая польза от оплеухи, выданной доброй рукой? Меня в детстве пороли каждую субботу, с виной и без вины. Добавить?
— Не надо.
— Сиди и делай вид, что говоришь по телефону.
Артемьев сходил за милиционерами и вернулся с ними через минуту. Сотоцкая послушно висела на телефоне. Она положила трубку и спокойно спросила:
— Вы ко мне? Чем обязана?
Штатский тяжело вздохнул и с трудом произнес:
— Лидия Павловна, мне очень тяжело, но я впервые за полтора года службы прихожу к кому-то с такой большой бедой.
— Дубов?! — привстала Сотоцкая.
— Да, ваш муж Игорь Сергеевич Дубов скончался.
— Несчастный случай?
— Не совсем, — уклончиво ответил штатский. — Вы знали, что он проживал на даче?
— Конечно! Он очень устал на работе, взял отпуск за свой счет и поехал отдыхать на дачу.
— Придется и нам с вами туда поехать.
— Можно мне сопровождать Лидию Павловну? — спросил Артемьев.
— Конечно. Я даже сам хотел предложить вам это.
— Отлична — Артемьев заговорил просительно: — Но я вас попрошу, лейтенант, вы спуститесь вниз на автостоянку первым, без нас. А мы там будем минут через пять. Вы же понимаете, что идти Лидии Павловне по коридорам офиса в сопровождении вашего милиционера нехорошо. Это вызовет ненужные пересуды.
— Понимаю. Так и сделаем.
Милиционеры покинули кабинет, и Сотоцкая спросила с испугом:
— Глеб, что там могло произойти?
— Как — что? Догадаться нетрудно. Допился до судорог. Отказало сердце. Или хлебал какую-нибудь дрянь и отравился. Сейчас таких случаев до двадцати тысяч в год по России. Пошли. Сейчас, скорее всего, будешь опознавать труп Дубова.
— Глеб, — жалобно сказала Сотоцкая, — мне страшно.
— Мертвых не бойся, они не кусаются.
На автостоянке Артемьев махнул рукой лейтенанту в штатском и усадил Сотоцкую в свою машину. Потом тронулся за желтым милицейским «уазом», и через сорок минут они оказались на даче, которую Лидия Павловна приобрела лет пять назад.
Ворота были открыты. Возле будки летнего туалета толпилась группа людей, часть из них — в милицейских кителях. Немолодой полковник отделился от группы, подошел к Сотоцкой, спросил вежливо:
— Лидия Павловна Сотоцкая?
— Да, — ответила она. — Мне следует провести опознание?
— Правильно.
Следом за полковником Сотоцкая и Артемьев подошли к криминалистам, и те расступились перед ними.
Дубов лежал плашмя, в нижнем белье. Глаза его были выпучены и остекленело смотрели в небо. На шее виден широкий багровый шрам. Только на одной ноге грубый солдатский сапог.
Сотоцкая проглотила застрявший в горле комок, но внятно произнесла:
— Это мой муж. Игорь Сергеевич Дубов.
Полковник тихо проговорил:
— Он оставил посмертную записку, самоубийство не вызывает сомнений. Но записка ничего не объясняет. Всего одна строка: «В моей смерти прошу никого не винить». Вы бы не могли, Лидия Павловна, что-то сказать по этому поводу?
— Я не могу. Все вам расскажет близкий друг нашей семьи Глеб Сергеевич Артемьев.
Она отошла, а Артемьев не дожидался вопросов, заговорил внятно и невыразительно:
— Он пил три последние недели по-черному. Был алкоголиком со значительным стажем.
— Отчего пил? — спросил седой криминалист.
— А просто так, по-русски. Пил, да и все. Материально в жизни был обеспечен, отношения в семье нормальные, по работе в периоды трезвости выполнял все с отменным качеством.
Ему задали еще несколько вопросов, но, Артемьев видел, что и милиции причины трагедии вполне ясны.
С разрешения полковника Сотоцкая заперла дачу, села в машину, и они с Артемьевым выехали на шоссе. Некоторое время молчали, потом Сотоцкая сказала как в пустоту:
— Он прибрался в доме, чего никогда не делал.
— Хороши бы мы с тобой были, если б он в своей записке обвинил в своей смерти нас.
— А он и в тот момент оставался трусом.
— Как тебя понять? — повернулся от руля Артемьев.
Сотоцкая ответила медленно:
— Он был ко мне привязан. Мы вместе росли. В свое время я вытащила его из грязной банды. Точнее сказать — непосредственно из тюрьмы. Он поменял фамилию, даже сделал незначительную пластическую операцию. Но все равно трясся от страха каждый день.