— Расписку, конечно, попросишь?
— Так уж положено. Должны быть гарантии, что ты получишь деньги и потом не отработаешь задний ход.
— И расписку заверим у нотариуса?
— Зачем такие формальности? Мы же интеллигентные люди. Напиши расписку своей рукой, распишись — и мне этого будет достаточно. А тебе, хотя бы для начала строительства» будет достаточно пятнадцати кусков баксов.
Минута тяжелого молчания тянулась бесконечно. Аркадий снова сунулся в салон и вылез из него со свертком, замотанным в газету, хлопнул свертком о капот, сказал коротко:
— Здесь последние пять.
Максим медленно повернулся, сел в салон. Катя видела, как он достал из «бардачка» папку, извлек из нее лист бумаги и принялся писать гелевой ручкой. Работа заняла у него не более трех минут. Он вышел из машины и положил исписанный лист на капот, рядом с кейсом и пакетом. Аркадий скользнул по тексту глазами, аккуратно сложил его и засунул во внутренний карман куртки и проговорил с грустью в голосе:
— Плохой вы торговец, Максим. Ведь мою машину можно было продать куда как дороже.
— Плохой, — вяло согласился Максим, забрал деньги вместе с кейсом и вернулся к рулю.
Оба разъехались не прощаясь. Через десяток секунд Катя даже не слышала звука их моторов.
Она вылезла из кустов, и, не обращая внимания на боль в ступнях (защита из тряпок на ногах оказалась бесполезной), быстро пошла к дому.
Возле ворот она оказалась как раз в тот момент, когда они открылись. Выкатили желтые «Жигули», Малашенко приостановился и спросил:
— Катя, а где твой лихой скакун?!
— Сбежал, мерзавец! — чуть не заплакала Катя. — Ни с того ни с сего.
— Не рыдай, Греф найдет. Он в гараже, сенокосилку чинит.
Катя пробежала к гаражу и нашла Грефа за верстаком:
— Греф, миленький, Донован ни с того ни с сего встал на дыбы, я плюхнулась на землю, а он удрал!
Охранник оторвался от работы, окинул Катю спокойным взглядом, заметил ровно:
— Донован не мог ни с того ни с сего выкинуть такой номер. Причина была.
— Какая причина, Греф?! Там вокруг никого и ничего не было!
— Ты просто не заметила, а Донован почувствовал.
— Кого?
— Бродячих собак. Наверное, целую стаю.
— Собак?
- Да. Бродячие собаки опасней волков. Они знают человеческие порядки, наш быт и на порядок выше по умственным способностям, чем дикие животные.
Он открыл багажник и достал длинный пистолет в мягкой кожаной кобуре.
— Ты разыщешь Донована, Греф? — взмолилась Катя.
— Если его уже не сожрали. Но вряд ли. Пока здешняя стая на такие подвиги еще не решается. Грызут всякую мелочь: пуделей, кур, гусей. — Он жутковато улыбнулся: — Хочешь на зиму шубу из собачьих шкур?
— Да ты что, Греф?
— Не хочешь как хочешь. Они теплые и, говорят, для здоровья полезные, особенно у кого поясница болит. Я отойду на пару часов. Скажи Валентину, чтоб приглядывал тут, пока меня не будет.
Он вышел из гаража, пересек лужайку, и Катя видела, как он легко преодолел более чем двухметровую ограду — не пользуясь калиткой.
Так ни во что и не обувшись, с жокейскими сапогами в руках, Катя поднялась наверх и постучалась в кабинет Даши:
— Ты работаешь? К тебе можно?
— Входи, я кофе пью.
Катя вошла в кабинет, и Даша удивленно спросила:
— Ну и вид у тебя, что случилось?
Катя села в кресло и тоскливо проговорила:
— Даша, я никогда в жизни так не мучилась, как последние пятнадцать минут.
— Что случилось?
— Во-первых, от меня ускакал Донован. Во-вторых, Даша, тебя продали за пятнадцать тысяч долларов.
— Продали?
— Да, расплата на месте.
— Кто кому? — каменея, спросила Даша.
Катя торопливо выложила ей все, что слышала и видела на дороге из своего убежища в кустах.
Даша выслушала ее не перебивая. Когда Катя смолкла и тревожно посмотрела ей в глаза, выдавила бледную улыбку и спокойно произнесла:
— Что ж, пятнадцать тысяч — неплохие деньги. Учитывая невысокое качество купленного товара.
— О чем ты говоришь?! Разденься и посмотри на себя в зеркало!
— Оставь.
Катя подавленно выкрикнула:
— Максим бы не согласился, но у него сгорел дом!
— Это не решающий мотив, Катя. Греф отправился искать Донована?
— Да. И взял с собой пистолет.
— Он всегда знает, что делать. В отличие от нас с тобой. Скажи, пожалуйста, Екатерина, Валентину, чтоб он открыл мне через десять минут ворота.
Катя произнесла просительно и неуверенно:
— Даша, не унижайся перед всяким ничтожеством. Ты же на голову выше обоих. Гони их всех в шею, не унижайся.