— Перезвони Дорохову.
— Зачем?
— Затем, что это ночной выезд.
— Ну и что? — не поняла Даша.
— А то, что голос Дорохова могли изобразить чужие люди! И мы катим сейчас в западню.
Спорить с этим остервенелым служакой было бессмысленно, и Даша дозвонилась Дорохову:
— Юрий Васильевич, мы на подходе.
— Прекрасно! Мария Афанасьевна уже дожарила гуся. Помнишь, чье это любимое блюдо?
— Не помню. До встречи.
Она сунула мобильник в сумочку и спросила:
— Доволен, трусливый Греф?
— Да, отважная дура.
— Ты чего это так охамел? — поразилась Даша.
— На днях узнаешь.
Московские улицы по позднему часу были почти пустые, и они добрались до дома Дорохова очень быстро.
Греф едва коснулся дверного звонка, как двери распахнулись, и сияющая Катя кинулась Даше на шею:
— Тетка! Великий день! Я знала, что так и будет! Идем! Ты, Греф, тоже иди с нами!
Даша ступила через порог. Сначала увидела Дорохова на диване, потом Шемякина в кресле. Мужчина в светлом костюме сафари поднялся с дивана.
Даша, чтобы не упасть, схватилась за стол:
— Володька, это ты?! Живой?
— Я, сестра.
Он шагнул ей навстречу, они обнялись и молча стояли так, словно изваяния, около минуты.
Мария Афанасьевна позвала через порог:
— К столу, к столу, а то гусак остынет!
— Что с тобой произошло, Володька? — спросила Даша. — Где ты пропадал?
— Мне надоело повторять эту в общем-то скучную историю. Катя тебе все расскажет.
— Как я рада, что ты вернулся! — зашлась от счастья Даша. — Как мне надоел этот чертов холдинг! За три месяца я прожила несколько жизней и постарела лет на сорок!
Брат улыбнулся:
— Терпи, родная. В семь утра я улетаю. Холдинг останется на тебе, по завещанию Владимира Дмитриевича Муратова. А я сейчас Вольдемар Дерик Мозель.
— А Ирина?!
— Она утонула. И шкипер утонул. Не пытай меня, Катя тебе все расскажет, а мне пережевывать эту историю просто тяжело, хотя и времени прошло много.
— Володя, мне так и мучиться с проклятым холдингом, пока Екатерина не повзрослеет?!
— Договаривайтесь между собой сами, девочки. Вы очень лихо вели работу. А уж то, что свалили Сотоцкую, так это просто подвиг беспримерный. Ведь ее подпирал своим могучим плечом папа нашего Аполлона — Аркадий Седых.
— Папаша Аркадия едва не попал под суд и теперь тише воды ниже травы.
— Вот и славно. Все остальное о жизни холдинга я знаю. Советую выгнать и Аркадия, если еще не влюбилась в него.
— Если и влюбилась, все равно выгоню, — засмеялась Даша. — Так это от тебя звонила молодая женщина с немецким акцентом?
— Это моя жена. Фрау Эрика Мозель. Ты ведь уже знаешь, мы встретились с ней на Канарах.
— Знаю. Володя, так ты решительно не вернешься?
Буду приезжать иногда. У меня, Даша, другая жизнь, другой бизнес, другая семья. Пошли есть гуся.
Он шагнул в коридор, словно запнулся, и крикнул.
— Греф, это ты?! И тебя еще не застрелили?!
Лицо Грефа расплылось в совершенно незнакомой улыбке. Он подставил открытую ладонь, и Владимир сильно ударил в нее кулаком.
— Плохо, Владимир Дмитриевич. Резкость потеряли.
— Она мне ни к чему, Греф. Живу в относительно спокойной стране и без охраны.
Вот и все приветствие после долгой разлуки.
Пока дружно расправлялись с громадным зажаренным гусем с яблоками, мало-помалу, по скупым ответам брата, Даша составила для себя схематическую картину его приключений.
По пути в Барселону брат решил заглянуть в Египет, хотелось глянуть на пирамиды и пустыню Сахару. Ночью, когда Владимир стоял у штурвала, а шкипер и Ирина спали, яхту разрубил пополам громадный танкер. Даже не остановился — исчез в тумане. Владимира спасло лишь то, что у штурвала он стоял в спасательном жилете. Остальные пошли на дно, и Владимир даже не увидел, как это произошло. На рассвете его, полумертвого, подобрали египетские рыбаки. На берегу он оказался без документов, без денег, даже без ботинок. Остались только золотые швейцарские часы. Выдержали испытание в воде, и он их продал. Так что можно было пойти на любой телефонный пункт и попросить помощи у кого угодно — хоть из Барселоны у своего партнера, хоть из Москвы.
Причину, почему он позвонил только Эрике в Мюнхен, брат объяснить внятно не мог Бормотал, будто танкер разрезал не яхту, а всю его жизнь, что в Барселоне боялся судебного преследования, что почувствовал себя второй раз рожденным. В этом месте Катя вставила:
— Папа, ты не скромничай и не стесняйся. Все здесь взрослые люди. Просто ты встретил свою женщину, вот и кинулся за ней. Не знаю, как остальные, а я этому только рада. Маму не вернешь, а ты должен жить, как тебе хочется.