— Сказки какие-то.
— Это тебе от неожиданности так кажется.
— Да нет, ты просто сказочник. Или врешь, из какой-то собственной выгоды.
— Нет. Я и Малашенко были телохранителями твоего брата Владимира Дмитриевича. Пять лет. Слушай дальше. Сейчас ты встретишься с человеком, который создавал наш холдинг с Владимиром Дмитриевичем с самого начала, с нуля.
— Дорохов? Я знаю.
— Тем лучше. Ты должна ему верить, какие бы неожиданные вещи он тебе ни сказал. Ничего, кроме добра, ни тебе, ни Кате Дорохов не сделает. Вот пока и все. Переночуешь здесь, у него, а утром я за тобой приеду и отвезу на твою квартиру. Владимир Дмитриевич купил ее для тебя и оплатил за год вперед. Идем.
Следом за Грефом Даша вышла из машины, прошла сквозь парадные двери, и они поднялись по широкой лестнице на третий этаж. Греф нажал на кнопку звонка. Дверь почти тут же распахнулась, и седенькая старушка сказала приветливо:
— А! Явились! Проходите.
— Нет, — возразил Греф. — Я покачу к себе.
— И чайку не попьешь?
— Спасибо. Грязный с дороги, в ванну хочу.
— Ну до завтра.
Греф развернулся и исчез. Старушка сказала, улыбаясь:
— Идем, Даша. Юрий Васильевич у нас хворает, так что извини, что он примет тебя лежа на диване.
— Ничего.
Они прошли длинным коридором, старушка открыла полированные двери и неожиданно очень бодро объявила:
— Дарья Дмитриевна Муратова собственной персоной!
В большой, заставленной старинной мебелью комнате на широком диване поверх одеял лежал седой мужчина в теплом халате. Лицо у него было вытянутым, что называется лошадиным, а глаза мутные, болезненные.
— Привет, Дарья! — грубовато сказал он.
— Здравствуйте.
— Садись в самое удобное кресло. Разговор у нас будет длинный, да еще в сопровождении фильма. Сейчас Мария Афанасьевна тебе чаю или кофе с бутербродами принесет, подкрепишься и развешивай уши веером. Повторять ничего не буду. Чай или кофе?.
— Лучше кофе.
Мария Афанасьевна бесшумно исчезла из комнаты.
— Даю вводную. Более тяжелого удара, чем исчезновение Владимира, я не переживал за всю мою жизнь. Но оставим эту тему, здесь мы уже ничего не можем изменить. Я полагаю, что болтун Греф уже ввел тебя в курс, событий?
— Да. Рассказывал какие-то сказки.
— Отнюдь. Ты и Катенька вступаете в права наследования большого состояния. Очень большого. Это состояние мы с Володей сколачивали десять лет. У него пай побольше моего, но и мне хватает для безбедной жизни. Какое у тебя образование?
— Высшее. Педагогический институт в Новокузнецке. — Жалко, что не экономическое или техническое, ну да это дело поправимое. Какой-нибудь иностранный язык знаешь?
— Французский. Немного английский.
— Хорошо.
Мария Афанасьевна вошла в кабинет и поставила на столик, под руку Даше, поднос с кофе, а на большой тарелке высилась гора бутербродов со всякими вкусностями.
— Не стесняйся, Дашенька. Пей кофе и ешь.
— Спасибо.
Мария Афанасьевна снова ушла, а Дорохов спросил:
— Ты у себя на Алтае только учительствовала, никаким бизнесом не занималась? Чтоб укрепить свою материальную базу?
— Я нет. А моя тетка Антонина самогонку наловчилась гнать на продажу.
Дорохов залился неожиданным детским хохотом, вытер выступившие на глазах слезы:
— Сильно! Экая дикость! Хотя я как-то подсчитал, что такое производство дает до двухсот процентов чистого дохода. Это так?
— Я этого не знаю.
Ладно, ты налегай, а я продолжу выдачу информации. Ты богата в любых вариантах. А вариантов два. Либо ты получаешь свою долю денег и акций фирмы и живешь себе тихо-спокойно… Либо… Догадываешься о смысле второго варианта?
Даша подумала. И сказала неуверенно:
— Ну не собираетесь же вы предложить мне сесть в кресло Володи и продолжить его дело?
— Молодец. Именно об этом и речь.
— Да что вы, Юрий Васильевич! Я же в финансах, бухгалтерии, менеджменте этом ровным счетом ничего не понимаю! Да и характер у меня не тот для бизнеса!
— Спортсмены, комсомольские вожди девяностых годов, всякие заведующие лабораториями, тоже так в свое время считали. А сейчас ворочают миллионами. В каждом человеке скрыты такие резервы и возможности, о которых он не подозревает. Но приходит час, меняются условия — и тупой солдат становится талантливым генералом.
— Если он, солдат, этого хочет! А я-то не хочу. Нет, если мне положена какая-то доля, то я ее возьму — и бегом в Семенов.