— Знаю. Главное, ввязаться в драку, а там посмотрим.
— Правильно. За свое обучение заплатишь из кассы фирмы.
— Подождите, — прервала Даша. — Я еще не объявила своего решения, Юрий Васильевич.
Дорохов помолчал.
— Ты устала. Я, старый дурак, сделал ошибку. Конечно, перелет, такие оглушающие новости. Слишком большая эмоциональная нагрузка, и все разом. Извини.
— Ничего. Я еще соображаю, что к чему. Когда мне нужно объявить о своем окончательном решении?
— Завтра до полудня — мне. Послезавтра в десять часов утра — руководителям подразделений холдинга. На официальном совещании. Иди спать. Если заснешь. Мария Афанасьевна покажет тебе твою комнату.
— Спокойной ночи.
— Мария Афанасьевна на кухне.
Даша прошла все тем же длинным коридором, уперлась в кухню, которая была обставлена как комната, в. крестьянской избе. Длинный стол, собранный из струганых, но неотшлифованных досок, темные панели на стенах, и даже полы были из некрашеных досок, а не паркет, как во всей квартире.
Мария Афанасьевна сидела в торце стола и неторопливо лепила пельмени. При появлении Даши подняла свою седую голову, мягко улыбнулась и спросила:
— Ну что, напугал он тебя?
— Да, — глубоко вздохнула Даша.
— А ты его не бойся. Он тебя заранее любит, потому что у него в жизни не было человека любимей, чем твой брат, наш Володенька. Темная все-таки история с его смертью.
— Почему — темная?
— Да понимаешь, они шли по океану такой, как я поняла, дорогой, которая другими кораблями просто перегружена. Ну, как я поняла из мужских разговоров, там всяких пароходов как автомобилей на нашей Тверской. И никто не видел, как яхта Володеньки тонула! Этого быть не могло, как я поняла.
— А погода? Может, шторм был.
— Проверили. Прекрасная была погода от Канарских островов до Средиземного моря и Барселоны.
— Но какая-то официальная версия гибели есть?
— Испанцы считают, что на яхте что-то взорвалось.
То ли в моторе, то ли баллоны газовой плиты на кухне.
— А наша версия?
Мария Афанасьевна ответила не сразу, с внезапным раздражением:
— Наша версия свинская. Даже говорить тебе об этом противно.
— Но все же?
Мария Афанасьевна поморщилась:
— Ну тут такую гадость запустили… будто бы Володя наворовал кучу денег и перевел их в заграничные банки. И будто понял, что здесь для него запахло жареным. А потому уехал якобы отдыхать на Канары, а потом сбежал. Снял деньги со своих счетов в заграничных банках и где-то спрятался, изобразив, что утонул. Чушь это, чушь!
— Да. Ведь к тому же он был не один на яхте.
— Вот именно. С ним Ирина была и дружочек его, убогий Зариковский. Чего он с ним возился, никто понять не мог. От жалости, что ли? И еще шкипер яхты: был, испанец, Володя его вместе с яхтой арендовал. Ну, предположим, Володя снял со счетов наворованные деньги и спрятался с Ириной где-то в Южной Америке. Но Хуан и Зариковский должны были домой вернуться?! Так что получается? Убил наш Володя, что ли, всех своих спутников?
— Можно предположить, что взял с собой.
— В Южную Америку? Ну, положим, тунеядец и нахлебник Зариковский за ним бы босиком побежал. Но испанец? Шкипер этот?! У него в Барселоне семья и трое детей. А на Канарах — вторая семья и двое детей!
— А ваше какое мнение?
— Нет у меня мнения! — в сердцах ответила старушка. — Но одно я знаю наверняка. Мы еще про Володю что-то услышим. Не такой он человек, чтоб без следов в какой-то луже утонуть.
— Океан все-таки не лужа.
— Для такого человека, как Володя Муратов, — лужа. Ты сытая? Или, хочешь, я тебе из морозилки свеженьких пельмешек сварю?
— Не надо, я наелась.
— Спать небось хочешь, пойдем, я покажу тебе твою светелку.
Она поднялась из-за стола, снова прошли темным коридором и оказались в небольшой уютной комнате, сохранившей явные следы девичьей спальни. Что Мария Афанасьевна тут же и подтвердила:
— Здесь наша дочь, Мариша, жила. Замуж выскочила в восемнадцать лет. Теперь с мужем в Америке бизнес делают. В Калифорнии. У меня уже двое внуков. Хорошо живут.
— Повезло.
— Да. Большинство из тех, кто за рубеж дуриком уехал, кукуют там ничуть не лучше, чем здесь. Ну вот твоя постель, белье я постелила. Туалет по коридору налево, ванная рядом. Снотворное тебе дать, или ты так заснешь?