Так значит, ей нравится опера. Он уже заметил множество пластинок под музыкальным центром.
— Итого… восемь.
Харви посчитал в уме. Она была права — если принимать во внимание Харри, которого никто не принимал во внимание.
— И не оставить им ничего, даже прощального слова… и предупредить любые их попытки при помощи того, что вы назвали «закрытой информацией».
— Каковой она и является.
Она задумчиво приглядывалась к нему.
— Кому вы больше верите, мистер Грэм? Скотту Фицджеральду или Эрнесту Хемингуэю?
Харви понял, что она имеет в виду. Богатые часто так поступают.
— Они другие, — подтвердил он. — Такими их делают деньги. Деньга помогают обособиться, оградить себя от реальности. Вы обнаружите это, когда прибудете на остров. Они также снижают чувствительность, как наркотики, и, как и к наркотикам, к ним привыкаешь.
А отвыкание проходит очень болезненно.
Их глаза встретились, и она вновь понимающе улыбнулась.
— Я буду помнить об этом, — сказала она.
— Надеюсь. Большое богатство требует большой ответственности. Вам оставлено гораздо больше, чем деньги.
Они понимали друг друга без слов. Она очень сообразительна, подумал Харви. Что это, интуиция? Или острый ум? Ладно, время покажет.
Харви похвалил ее:
— Вы приняли все это очень спокойно.
— Да, — безразлично ответила она, — теперь я узнала о своем отце.
— Да, конечно… А ваша мать… Вы ничего не знаете о ней?
— Только имя.
— Но ведь вы попали в приют, когда вам было пять лет. Как вы жили до этого? Очевидно, с ней?
— Не знаю. У меня провал в памяти относительно всего, что касается моей матери. Когда я стала постарше, мне рассказали, что я была очень больна какое-то время после моего появления у Хенриетты Филдинг.
Этого я тоже не помню.
— Но… неужели у нее не было семьи? Неужели после ее смерти никто не предъявил права на вас?
— Мне ничего об этом не известно.
Харви вздохнул. Он был разочарован. Он надеялся, что, возможно, что-то прояснится.
— Ну, во всяком случае, теперь вы знаете, кто был ваш отец.
— Очевидно, существовало какое-то увлечение — но это единственное, о чем мой отец не сказал ни слова.
Харви беспокойно задвигался.
— Вашего отца женщины находили необычайно привлекательным. В его жизни их было много. Но только вам, дочери вашей матери, он оставил все. Я думаю, мы можем сделать отсюда вывод, что она много значила для него.
— Либо что у него не было детей от других женщин.
Ее рациональность вгоняла его в дрожь. Но вполне сочеталась со всем ее обликом. Он должен был увидеть хоть одно проявление ее эмоций — шок, удивление, возможно, недоверие. И что же? Все это только позабавило ее. Она обладала внешностью классической статуи. И таким же отсутствием жизни.
Она наблюдала за тем, как Харви наблюдает за ней.
Он собрался с мыслями.
— Это была в высшей степени интересная встреча, — сказал он искренне.
— Действительно, — и она в точности повторила сказанную им по телефону фразу. — Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда собирались сообщить что-то полезное для меня.
— Искренне надеюсь, что так.
Они еще раз обменялись взглядами. Затем Харви поднялся.
— Если вы уверены, что вам не о чем больше спросить меня… — Ему до странности не хотелось уходить.
Она завораживала его.
— Вы сообщили мне массу вещей, над которыми стоит задуматься. Несомненно, когда я попаду в Мальборо, там все окажется по-другому.
Безусловно, подумал Харви, сохраняя бесстрастие.
Она достала его пальто и шляпу, подождала, пока он оденется. Затем проводила его до двери. Он протянул руку.
— Я был рад увидеться с вами, мисс Шеридан. — И посмотреть на вас, подумал он. Она притягивала взгляд. Любой был бы заворожен. И напуган до смерти.
Она потрясает. На самом деле, потрясает.
В дверях Харви повернулся к ней еще раз.
— Вы точно помните все, что вам предстоит сделать?
Она повторила его инструкции слово в слово.
— Тогда до 27-го… — Затем, внезапно повинуясь порыву, он сказал:
— Вы справитесь, мисс Шеридан. Должен признаться вам, у меня были серьезные сомнения… но вы справитесь.
Она улыбнулась, но улыбка тут же застыла.
— Да, я знаю… — согласилась она спокойно. Затем взглянула на него, и взгляд этот, казалось, проник в самую его душу. — Справлюсь, но с чем?
Дверь закрылась.
Харви ощутил освобождение от чего-то давившего на него. Он глубоко вздохнул, надел шляпу, взял в одну руку портфель, в другую — зонт, но прежде чем вызвать лифт, медленно повернулся и уставился на выкрашенную белым дверь. За дверью слышался смех.