— Не думаю, что мы наймем убийцу, — наконец сказал я.
— Надо нанять, парень. Он же просто тварь. Папаня говорит, что ему нужны только твои деньги. Что, не будь вы богатыми, он бы и не вспомнил о тебе. Эй, — сказал Джонни, обернувшись, — сюда идет Уилкотт.
Я повернулся и увидел, что ко мне идет Бенджамин, засунув руки в карманы, где наверняка спрятано оружие. Несмотря на обычный для него суровый вид — сейчас, например, у него на носу была засохшая болячка, явно результат какой-то другой драки, — я не испугался. С тех пор, как Томми стал играть в младшей команде, которую Бенджамин помогал тренировать, он стал относиться ко мне мягче. Угрозы и грозные взгляды сменил на милостивое безразличие, по временам граничившее с дружелюбием. Я решил, что это из-за того, что он был бы не прочь иметь такого младшего братишку, как Томми. Я решил также, что это может быть из-за угроз братьев Сеззаро убить его, если он только посмотрит на меня как-нибудь не так. За такую защиту мне придется выплачивать Джонни по сто тысяч долларов ежегодно, причем половина пойдет Большому Тони.
— Привет, — сказал Бенджамин, подходя к нам.
Джонни встал между нами.
— Что тебе нужно, Бенджи? — спросил он, самодовольно ухмыляясь. Боковым зрением я заметил, что Большой Тони отделился от группы старших мальчишек и стал продвигаться в нашем направлении.
— Привет, Бенджамин, — ответил я, делая вид, что не замечаю, как Большой Тони быстро приближается к нам.
— Знаешь, по-моему, этот мужик настоящий подонок, — сказал Бенджамин. — Ну, тот, который говорит, что он твой отец. Он не говорит, что он и Томми отец?
— Нет. Он говорит, что он только мой отец.
— Мы с мамой так и подумали. Дерьмо он, а не мужик.
— Да, — согласился я, — дерьмо.
— Мы заставим его убраться отсюда, — небрежно вставил Джонни. — И тебя тоже.
— Я же только разговариваю с ним, — сказал Бенджамин, но в этот момент мисс Полк открыла дверь, и цепочка стала двигаться вперед.
Когда я был у своего шкафчика, меня позвали в кабинет миссис Плэнк. В последние несколько дней у нее был скорбный вид истинной католички, и в холле и в столовой она смотрела на меня поверх очков. Я понимал, что назревает аудиенция в ее кабинете, в этой палате пыли.
Сидя на деревянном стуле на уже ставшем привычным месте перед ее письменным столом и снова ожидая, когда она перестанет говорить по телефону, я позволил себе внимательнее рассмотреть безухого Иисуса. Он смотрел на меня с большим беспокойством, чем раньше, а улыбка приобрела оттенок опасения и озабоченности. Брови были подняты явно выше прежнего, в глазах, будто бы произносивших «За ваше здоровье!», появились печаль и желание утешить. Мне это было приятно.
— Ну, Тедди, — начала она, разделавшись с телефоном, — как ты, держишься?
— Да.
Я смотрел в пол. В это утро миссис Плэнк выглядела особенно древней, все ее лицо стянулось в морщины, и рот на нем был как будто дырочка от булавки. В другом конце ее темного кабинета пошевеливался ком перекати-поля.
— Понимаю, тебе в последнее время пришлось многое пережить. Должно быть, это очень тяжело.
Я ничего не ответил. Мне захотелось в туалет.
— Тедди, посмотри на меня, пожалуйста. Невежливо так вот смотреть в пол. И не сутулься. — Я поднял глаза на миссис Плэнк. — Я лишь хочу сказать тебе, если будет очень тяжело, ты знаешь к кому обратиться, не так ли?
— Да, — автоматически ответил я, — к Иисусу.
Миссис Плэнк удивилась, и мне даже показалось, начала говорить: «К кому?», но вовремя остановилась:
— О да, конечно. Но ты можешь обратиться также и к нам, к мисс Полк, ко мне или к мисс Грейс.
— Хорошо. — Я стал смотреть на место между ее подбородком и ртом, где морщин было не так много.
— Ты получил еще какие-либо сообщения от твоего друга по переписке, от этого мальчика из Габона?
— От Эргу?
— Да, от него.
— Нет. — В последние несколько недель я почти не думал об Эргу. Занятый событиями в Манассасе и Бобби Ли, я почти забыл о нем.
— Я хочу, чтобы ты знал: то письмо, которое ты получил, мы переслали в соответствующие инстанции. Там нас попросили сообщить, если он вновь попытается вступить с тобой в контакт. Ему не следовало просить у тебя денег. Мы считаем, что ребенок не мог написать такое письмо.
— Да? А кто тогда его написал?
— Совершенно очевидно, что взрослый.
— Да? — удивился я. — Так Эргу не мальчик?