— Итак, теперь ты богат, — сказала миссис Роудбуш. Я опустил глаза вниз. Мне всегда трудно было разговаривать с ней. Она была старой, у нее были прозрачные водянистые глаза и бегающий взгляд, а лицо в морщинах. Жила миссис Роудбуш одна и проводила большую часть дня, наблюдая за нами и, как мне казалось, осуждая нас. Папа говорил, что плохое настроение у нее из-за заболевания десен, благодаря которому ей дали инвалидность. Из своего положения она извлекала выгоду, паркуясь на стоянке у универсама на местах для инвалидов.
— Теперь вы можете претендовать на особое положение, — заключила миссис Роудбуш. Когда она улыбнулась, я заметил — вставной челюсти опять нет. За неделю до этого она ее уже теряла. В тот раз она позвонила папе с просьбой прислать меня помочь ее поискать. Когда я нашел челюсть за телевизором, в качестве награды мне дали баночку кукурузы в сливках. Я принес банку и отдал папе, он какое-то время внимательно разглядывал баночку, затем молча убрал в шкаф, сказав:
— Ну что же…
— Я никогда не брала лотерейные билеты, — сказала миссис Роудбуш. — И не думала, что твой папа их покупает. По нему не скажешь, что он игрок. Я никогда не играю, если только на фондовой бирже, да и то только с акциями коммунальных предприятий. — Потом добавила: — Такая жалость, что мамы нет с вами. Она бы так порадовалась.
— Да, — ответил я, удивляясь, что миссис Роудбуш вообще упомянула о маме. Они никогда особенно друг друга не любили и часто ссорились из-за того, что наш дом неухоженный, что Томми не умеет себя вести, что иногда мама подстригала траву в купальнике.
— У тебя мамин цвет волос, — сказала она. — У твоей мамы были красивые рыжие волосы. Она вообще была очень привлекательная женщина. Все это знали. И ты все больше становишься похож на нее.
— Знаю, — ответил я. Люди часто говорили, что я очень похож на мать, а Ковырялка с его темными волосами — на отца.
— Теперь вы очень богаты, молодой человек, очень богаты. Наверное, ты уже не захочешь приходить ко мне и искать мою челюсть. Богатые люди себя особенно не утруждают. Они плавают в круизах на больших теплоходах, сидят в больших креслах, и негры обмахивают их опахалами.
Ее описание нашего будущего настолько отличалось от тех картин, которые рисовались в моем воображении, что я с трудом смог это представить. Наконец, заметив, что она все еще пристально смотрит на меня, ответил:
— Я помогу вам искать челюсть, если понадобится. — Хотя на самом деле это занятие (равно как и сама челюсть, липкая и покрытая сором с ковра) вызывало у меня отвращение. Я решил, что если она опять позвонит, то помогать ей будет Ковырялка.
— Молодец, стал такой шишкой, а нос не задираешь, — сказала она и притянула меня поближе к себе. Пахло от нее, как от высохших цветов. — Скажи папе, чтобы был поаккуратнее. В саду полно змей и других гадов. Змей и гадов.
— Хорошо, скажу, — пообещал я. Запах засохших цветов был тошнотворно сладким, и я старался не делать глубоких вдохов.
— Быть богатым не так просто, как ты думаешь. Я-то знаю. Мистер Роудбуш деньги греб лопатой. Но с деньгами связано осознание своей ответственности и вины, — продолжала она. — И вины.
Я кивнул головой и подумал, какое же событие или природный катаклизм должны произойти, чтобы миссис Роудбуш перестала говорить и отпустила меня. Однако она была непривычно доброжелательной, что я отнес за счет действия болеутоляющего, которое она иногда принимала, потому что у нее болели удаленные зубы.
— В Уилтоне полно людей с деньгами. Только взгляни, — сказала она и обвела рукой соседние дома. Наш квартал, как и многие в Уилтоне, выглядел очень привлекательно. Старые дома в обрамлении больших деревьев стояли на широкой улице на некотором расстоянии друг от друга. В одном журнале Уилтон недавно оказался в списке самых красивых мест в окрестностях Чикаго. С тех пор, как я родился, здесь сняли три фильма. Мама говорила, что все они о богатых людях, которых ненавидят их собственные дети. Наш дом был маловат и немного обветшал, поэтому в этих фильмах его нет.
— Ни у кого в Уилтоне нет сейчас столько денег, сколько у твоего отца, — произнесла миссис Роудбуш. Она откинулась на спинку кресла и закивала головой: — Ни у кого.
Через дом от нас мистер Татхил готовился включить свою газонокосилку. Его все называли Старым Янки-Скупердяем, потому что он одно время жил в Вермонте. Я смотрел, как он сначала вытянул провод газонокосилки и как потом, пробуждаясь к жизни, зафыркал ее мотор.