Когда мы приехали домой, я сразу пошел спать. Я был совершенно вымотан. Томми заснул через минуту и задышал медленно и ровно. Я попытался тоже уснуть, но обнаружил, что думаю о миссис Уилкотт и о своем поступке. Хотя я был смущен и удивлен тем, что сделал, но не жалел об этом. После своего последнего появления на сцене миссис Уилкотт игнорировала меня, и мы расстались не попрощавшись.
Засыпая, я все перебирал события вечера, когда услышал папин голос:
— Тедди, ты не спишь?
Я сел на кровати.
— Нет, то есть да. Почему ты дома?
В темноте он подошел к моей кровати, наступив на одежду Томми, сваленную кучкой на полу.
— Я вызвал такси и уехал пораньше, — сказал он. — Не думаю, чтобы мое отсутствие кого-нибудь огорчило. — Он сел ко мне на кровать. Даже в темноте я видел, как он устал. Мешки под глазами были как мягкие горные хребты. — Тебе понравился вечер?
— Нет, — ответил я. Какое-то время он сидел, а его опущенные плечи образовали дугу. — Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Хорошо. Наверное, у меня был простой страх сцены. Когда я начинал читать лекции, то был молодым и легкомысленным, мне все легко давалось. Но все же, у меня много лет не было такого ощущения, — он помедлил, а потом продолжал: — Ощущения, что это выше моих сил. Теперь все выше моих сил. — Он покашлял, прочищая горло.
— Мне не нравится миссис Уилкотт. — Я понимал, что это замечание может иметь неблагоприятные последствия, но мне стало все равно. Я ожидал резкой реакции, хотя бы удивления, но папа молчал.
— Ну хорошо, — наконец произнес он. — Сегодня она была несколько напряжена. На ней лежала большая ответственность, она была организатором всего торжества. Мне просто не надо было соглашаться выступать. — Тут он вздохнул. — Хотя, конечно, ей не следовало так с тобой разговаривать. Я сказал ей об этом.
— Сказал?
— Да. Да, сказал. Выразил ей свое разочарование.
Я был потрясен. Не мог представить, чтобы он это сделал.
— Что она сказала?
— Ну, я бы не хотел сейчас вдаваться в подробности. Но все к лучшему.
— Ты женишься на ней?
Раздался странный звук, который я определил как хриплый смешок.
— О нет, нет. Уверяю тебя, этого не произойдет.
Мы сидели на моей кровати и слушали, как дышит Томми.
— Тедди, — наконец сказал он. — Очень скоро мы получим известие о решении по нашему делу. Когда мы уезжали на вечер, мне позвонили. Звонил адвокат. — Он остановился. У меня закружилась голова, и я на секунду закрыл глаза, ожидая, что он объявит о том, что мне надо уехать. Но папа только покашлял. — Пока мы ничего не знаем, но в ближайшие дни нам сообщат. Они вынесут решение гораздо раньше, чем мы предполагали. Я уверен, все будет хорошо.
Я не знал, что мне ответить, поэтому молчал.
— Ладно. — Он встал, прогнув матрас, когда отталкивался от него рукой, чтобы подняться. Пошел к двери.
— Ты тоскуешь по маме? — спросил я.
От такого прямого вопроса плечи у него дернулись, но голос остался ровным.
— Мы все по ней тоскуем. — Он помолчал. — Я знаю, она старалась. Старалась быть такой, как надо. Со мной, с нами. Со всеми. Она хотела, чтобы у нас все получилось. Она хотела, чтобы все были счастливы, особенно ты и Томми. Но, к сожалению, все вышло не так, как она себе представляла. — Он улыбнулся. Улыбнулся так, что мне захотелось плакать. — Вы унаследовали ее хорошие черты. Ты и Томми. Ее сильный дух. — Больше он ничего не сказал. Просто стоял. На улице проехала машина, и ее фары осветили стену, потом свет ушел. — Несмотря ни на что, я тоскую по ней. Каждый день, — сказал он наконец, потом он ушел.
К Уилкоттам на День благодарения мы не пошли. Мы остались дома и отпраздновали день рождения дяди Фрэнка, съев ногу ягненка. Папа ничего не сказал о причине такого изменения планов, равно как не отвечал и на бесчисленные телефонные звонки миссис Уилкотт. Вместо этого накануне Дня благодарения он принес из местного супермаркета «ДеВрие» ногу ягненка.
Я был доволен такой переменой и наслаждался, сидя на полу в гостиной у нашего так редко зажигаемого камина. Я смотрел, как пламя лижет его кирпичи, и ел сыр «фета» с маслинами. Тетя Бесс приготовила огромный поднос с закусками, но я предпочел греческие маслины, против которых не мог устоять.
— Все это так причудливо, — заметил Силвэниес. Он сидел в сияющей новизной инвалидной коляске, которую купил ему папа, ноги у него были укутаны красным пледом, а в руке он держал бокал с вином. — Все это напоминает мне фильм Нормана Рокуэлла.