— Знаешь, ему не надо было увозить тебя, но думаю, если он сам вернет тебя, то отделается легко, более или менее. Он не сделает тебе вреда. Подожди немного. Скоро будешь дома, может быть, завтра вечером, зависит от движения на шоссе. Я знаю, что рискую, не сообщая в полицию, но он мой брат. И я делаю это ради нашей матери.
При упоминании о матери он замолчал. Отхлебнул кофе, и в черной бороде появилась дырочка — его рот. Взглянув в окно над кухонной раковиной, я увидел солнечные лучи, дробившиеся в голых ветвях деревьев. Других домов видно не было, я понял, что мы где-то в глубине леса. Дом Карла-Медведя был небольшим — всего две комнаты, но в нем было чисто. Вдоль одной стены тянулись книги, а другая вся была увешана картинками, изображавшими рыб и собак. На столе стояла небольшая ваза с засохшими желтыми цветами.
Он заметил, что я оглядываюсь по сторонам.
— Как тебе мой медведь?
Я посмотрел на медведя. Пасть у него была устрашающая, но зубы пожелтели и поблекли, а глаза были просто полированными мраморными шариками.
— Хороший. То есть, хочу сказать, большой.
— Если тебе интересно, я выиграл его в покер около двадцати лет назад, еще когда учился в колледже. Но женщинам говорю, что сам его убил, на них это производит впечатление, особенно если они необразованные. На необразованных женщин легко произвести впечатление. Но, черт, сейчас я не так уж часто привожу сюда женщин. Старею. Как и этот медведь.
Когда я покончил с хлопьями, он взял у меня тарелку и отнес к маленькой раковине в углу, ополоснул ее и тщательно вытер ярко-красным полотенцем. Потом обернулся ко мне и скрестил на груди свои громадные руки.
— Жаль, что обстоятельства не позволяют, а то мог бы остаться тут пожить, мы бы узнали друг друга получше, — сказал он с легкой улыбкой. Потом покачал головой. — Но обстоятельства не позволяют, поэтому уезжай. К своей семье. Там, на севере.
Вскоре с бензозаправочной станции вернулся Бобби Ли, и я залез на заднее сиденье машины, приготовившись ехать. Я все еще чувствовал себя неважно, но температура спала, и я цеплялся за надежду, что мы вот-вот поедем.
— Береги себя, мистер «Хорошо», — сказал Карл, нагибаясь к окну и протягивая мне клочок бумаги с телефонным номером. Потом он повернулся к Бобби Ли и сказал ему: — Если его отец не позвонит мне через двенадцать часов и не скажет, что с ним все в порядке, я звоню в полицию, и они начнут охоту за тобой, как за паршивой собакой. Ты именно это и есть, братишка. Верни его, это твой единственный шанс, даю его тебе в память о нашей матери. Когда вернешься из Чикаго, то дуй прямо в Канаду. Они там не такие ушлые, и может быть, и попадутся на один из твоих трюков.
Бобби Ли смотрел прямо перед собой и ничего не говорил.
— Вот вам, — сказал Карл, передавая Бобби Ли два коричневых пакета. — В одном содовая вода и кое-что перекусить для мальчика, в другом луковицы тюльпанов для кладбища. На случай, если все же дойдешь до него. Вы были знакомы с детского сада, а ты так и не почтил ее память. Что ты за человек такой?
— Черт, да я только недавно узнал, где она. Схожу, не беспокойся, — ответил Бобби Ли. — Как приеду, так прямо и пойду. — Он взял пакеты и положил на переднее сиденье рядом с собой. Потом завел фургон и поехал, выстрелив в Карла гравием из-под колес и дымом.
Мы ехали по сельской местности, которую в другое время я бы назвал красивой, проезжали мимо холмов, которые Бобби Ли называл буграми. «Это просто невысокие холмы, но люди здесь почему-то называют их буграми». Говорил Бобби Ли тихо, выглядел почти спокойно, вел машину, выставив локоть в окно, и ветерок отдувал ему волосы назад. «А вон там гнездо канюка, было, по крайней мере, — говорил он, показывая на поросший деревьями участок земли. — Там, за деревьями, жила стая канюков. На них стоило посмотреть. Помню, как один раз я ехал здесь еще с твоей мамой. Мы тогда думали перебраться сюда. Это было давно. Мы часто сюда приезжали, ее родственница жила в Луисвилле. Ее двоюродная сестра».
Когда проезжали мимо бронзового памятного знака на обочине дороги, он сбавил скорость и показал на него: «Там Бугорный ручей. Где-то там родился Ав Линкольн».
— Я думал, он родился в Иллинойсе, — сказал я, и в самом деле заинтересовавшись.
— Не-а, старина Ав с юга. — Он улыбнулся. — Это так тебя учит твой папаша?
Мы ехали еще какое-то время, по извилистым дорогам, петлявшим и нырявшим, ехали мимо бугров и мимо широких волнистых полей. Был ясный, необычно теплый день, через окно к нам долетал запах земли, сырой и свежий. Вскоре холмы сменились равниной, мы проехали по городку, состоявшему, кажется, из одних чистых и ярких витрин.