— Да ну, я курицу вообще не люблю, — сказал он.
Скоро мужчина закончил есть и встал, обтирая руки о зад спецовки. Проходя мимо, он подмигнул мне и сказал «спокойной ночи».
— Пока. Увидимся на небесах, приятель, — ответил Бобби Ли. — Береги пищевод. — Потом замолчал и закурил еще одну сигарету.
— Веришь в Бога? — спросил он меня.
— Да.
— Да. Мать твоя верила. Понятно, что и ты веришь. Часто молишься?
— Иногда.
— Я не верю, что Он есть. Если есть, то почему случается столько всего плохого? Почему так случилось, что твоей матери оторвало голову? Только подумай, что она там, в небе, парит над нами без головы? Чушь собачья!
— Не знаю, почему, — ответил я. У меня опять появилась слабость, я почувствовал, как в животе подпрыгнул и стал расти шипастый клубок.
— Думаешь, молитва помогла вам выиграть в лотерею?
— Нет.
— Черт, если бы молитвы работали, я бы стал молиться, только и делал бы, что молился. Но молиться ветру в поле не собираюсь. Чертов гребаный Бог.
Бобби Ли пугал меня все больше и больше. Сейчас он вел себя по-другому, гораздо резче, глаза у него потемнели и стали как две бегающие бритвы. Я уже думал попросить помощи у какого-нибудь пропыленного посетителя у стойки, но прежде чем сдвинулся с места, он схватил меня за руку и сказал, что надо идти, прямо сейчас.
Ехали мы долго. Бобби Ли пел под хрипящее радио, пел печальным голосом, звучавшим, как ночной дождь.
— Спорим, ты не знал, что папка у тебя певец, — сказал он. — Твоя мать и я, мы много пели вместе. Помню, у нее был красивый голос. — После этого он надолго замолчал.
Солнце покидало небо, опустилось уже низко и залило лобовое стекло мягким оранжевым светом, напомнившим мне о лете. Я смотрел, как кентуккский свет постепенно меркнет, становится все более и более серым, и пожалел, что не могу уйти вместе с ним, скрыться где-нибудь в потаенном, безопасном месте. Потом закрыл глаза и стал молиться, хотя уже не был уверен, что Бог слышит меня.
— Пить хочешь? Могу взять тебе банку. Или две, — сказал Бобби Ли, въезжая на автостоянку при «Тайронс Лодж». Было уже темно, и, съехав с шоссе, мы довольно долго ехали по однополосной дороге. Стоянка была засыпана гравием, и когда Бобби Ли вылез из машины, я услышал, как при ходьбе его грязные ботинки хрустят по камешкам.
— Пошли, парень, — сказал он, открывая дверь. — Возьмем тебе кока-колу или еще что-нибудь. Знаю, что уже поздно, но когда я говорю «иди», значит, иди.
Я пошел за Бобби Ли к «Тайронс Лодж», низкому зданию, покосившемуся на сторону. На стоянке было еще две машины. Я слышал отдаленную музыку, становившуюся все громче по мере того, как мы приближались к зданию. Когда мы подошли, Бобби Ли помедлил у входа, положив руку на ручку двери.
— Если спросит кто, говори, что ты мой племянник из Лексингтона, — сказал он. — Даже не упоминай о Чикаго или о чем-то таком. Хотя кто здесь о чем спросит.
Внутри было темно и жарко, и я вспомнил о физкультурном зале в школе Св. Пия. С потолка свисало несколько тусклых ламп в зеленых абажурах. В дальнем углу несколько мужчин играли в бильярд, с губ у них свисали сигареты. На стенах были зеркала с рекламой пива. А позади стойки была картинка с женщиной в купальном костюме, лежащей на пляже.
— Сходить бы с ней поплавать, — сказал Бобби Ли.
Когда мы приблизились, бармен даже не поднял головы. Он не отрывал глаз от журнала.
— Мне нужно взять чего-нибудь попить, — сказал Бобби Ли. — Одну порцию, может, две.
Бармен на секунду поднял глаза, потом вернулся к своему журналу.
— На вид ему нет двадцати одного года.
— Да он просто такой маленький, — ответил Бобби Ли. — Дай мне «бад», а мальчику коку. — Бармен передал Бобби Ли наши стаканы, и Бобби Ли дал ему деньги, которые он вытащил из передних карманов своих джинсов.
Мы стояли у бара. Мне не так уж и хотелось пить. Поэтому я просто держал свой пластиковый стаканчик, и моим разгоряченным рукам был приятен его холод. Бобби Ли, наоборот, опустошил бутылку за три-четыре глотка, затем заказал еще одну, заплатив еще двумя смятыми долларовыми бумажками. Он уже наполовину опустошил и вторую бутылку, когда взгляд его упал на бильярдный стол в дальнем углу. Там играли двое мужчин, худой и толстый, оба в бейсболках, они молча катали шары по зеленому столу. Бобби Ли допил вторую бутылку пива и со все растущим интересом стал наблюдать за игрой.
— Неплохо они играют, — сказал он бармену.
Тот ничего не ответил и стал белым полотенцем протирать стаканы. Это был мясистый здоровяк с густыми усами с проседью и длинными баками. Когда он отвернулся от нас, я увидел, что в ухе у него блестит золотая сережка.