Он сел на землю, сложил ноги, как индус; так делал Томми, когда смотрел телевизор.
— Любил мать? — спросил он. — Ты любил мать? Она-то тебя любила, знаю. Черт, тебя она любила больше, чем меня. Да ладно. В этом ничего такого нет. Матери и должны любить своих детей. Эй, что ты там делаешь, перестань, иди ко мне и сядь рядом.
Я все стоял и обратной стороной ладони вытирал слезы, бежавшие у меня по щекам. Ветер обдувал мое мокрое лицо, и оно закоченело, а губы стали солеными. Не знаю даже, когда я стал плакать.
— Да, правильно, на могиле матери и надо плакать. Так полагается. Ладно, — сказал он. И отпил еще. — Я бы дал тебе этого лекарства, но мне оно самому нужно, чтобы поправиться. Садись. Скоро пойдем, так что прощайся с ней.
Я сел рядом с ним на холодную землю и стал смотреть на могильный памятник. С момента драки он стал тихим и спокойным. Я думал, что он ударит меня, когда мы уехали со стоянки у «Тайронс», но буря улеглась, и мы несколько часов ехали в полном молчании, только тихо работало радио. Дважды он предлагал мне что-то поесть из пакета, который дал ему Карл.
— Эйми Элизабет Папас, — прочитал он. — Любящей матери и жене. — Я тоже посмотрел на памятник и смотрел до тех пор, пока от слез не перестал различать его очертания. — Знаешь, все повернулось по-другому, — сказал Бобби Ли. — Не так, как я хотел. Я хотел жить с твоей матерью, жить со своей женой, быть отцом, иметь много детей. Но все пошло как-то не так. Наверное, где-то столкнулись кометы, и все переменилось. — При упоминании о кометах я взглянул на Бобби Ли. — Это Эйми придумала сказку про кометы, которые столкнулись, и жизнь у людей изменилась. Черт, наверное, они все сталкивались и сталкивались. Жизнь все время менялась. Нельзя было ни на что рассчитывать.
Я поглубже засунул руки в карманы и от ветра зарылся лицом в воротник. Я услышал, как над головой у меня пролетает самолет, такой низкий отдаленный звук, удалявшийся и вскоре замерший вдали. Несмотря на свой страх перед поездкой в Юту, я хотел вернуться в машину, потому что там хотя бы было тепло. Я уже не плакал, только хлюпал носом.
— Мы с ней давно знали друг друга, с самой школы. Я скучаю по ней. Нам было весело вместе. Мы смешили друг друга. Прямо как дети.
Бобби Ли принялся руками рыть в земле неглубокую ямку, выковыривая землю.
— Землю приморозило. Не поддается.
Покопав еще немного, открыл коричневый пакет, высыпал в ямку сразу несколько луковиц и быстро присыпал их землей. Пока он делал это, я думал, не побежать ли мне на стоянку и не позвать ли на помощь, но голова кружилась, я уже парил где-то над землей, в то же время понимая: что бы я ни сделал, Бобби Ли схватит меня.
— У тебя такие же большие глаза, как у Эйми. У нее были большие глаза. Красивые. Я как-то попытался нарисовать их, когда мы еще ходили в школу, но я не художник. Я нарисовал их слишком большими, она мне все время припоминала это. Черт, она-то здорово рисовала. Да уж. — Тут Бобби Ли сказал такое, чего я от него не ожидал: — Я любил ее. И почему все так вышло? Этот старик увез ее от меня. — Он опустил голову между колен, и мне показалось, что он заплакал. — Ладно, мы с тобой тоже отличная пара, так? Замечательная. Сидим вот и плачем вдвоем. — Он утер глаза ладонью и тоже шмыгнул носом. — Значит, ты веришь в Бога. Тогда как, по-твоему, что Он обо мне думает? О том, что я делаю? Наверное, не особенно-то Он меня любит, ничего Он у меня из пищевода не вытаскивал. — Он снова приложился к бутылке, но потом поставил ее на землю. — Ладно, скажи ему, что я не такой плохой, как все обо мне говорят, ну, в этих газетах и всюду. Я любил твою мать. Я не злой, ничего такого. Я не хотел, чтобы все так получилось.
Сгорбившись, я еще глубже забрался в свое пальто. Дул ветер, и голые ветки царапали черное небо. Бобби Ли снова вытер глаза.
— Я не думал причинить тебе зло, там, на стоянке, — продолжал он. — Ладно, по крайней мере, сейчас мне кажется, что не думал. Иногда теряю над собой контроль. Не понимаю, что делаю. Черт, а ты тоже не промах, — сказал он, осторожно ощупывая свой нос, немного распухший. — Бросай свои рисунки, займись бейсболом. Бьешь точно в цель.
Мне нечего было ему ответить. Я только еще больше сгорбился, почувствовав, что ветер продувает меня насквозь.
— Черт. Пошли. Все это просто сумасшествие какое-то.
— Куда мы поедем? — спросил я, вставая и уже начиная дрожать от холода.