Папу нервировало его присутствие.
— Боже, никак не думал, что он сможет подняться по ступеням.
Несколько минут мы оба смотрели, как он стоял, и бока у него неровно поднимались и опускались. Я принялся дышать ртом, зная, что очень скоро его специфический запах заполнит всю комнату. Он отодвинулся от стены и подошел ближе к папиной ноге. Дойдя до ботинка, посмотрел вверх на папу, потом медленно вышел из комнаты. Его неподвижный хвост чуть подрагивал.
— Так, — произнес папа. Потом добавил: — Так вот.
— Сколько лет Ставросу?
— Ну, точно не знаю, — ответил папа. Он попытался вернуться к работе, но было ясно, что появление Ставроса выбило его из колеи. — Он очень старый, но, по-видимому, в нем еще достаточно жизни.
Папа натянуто улыбнулся мне и предпринял более серьезную попытку вернуться к пишущей машинке. Я понимал, что задаю слишком много вопросов, но, оказавшись в этом особом месте, не мог просто так уйти. К тому же у меня был еще один вопрос.
— Ты сможешь на следующей неделе прийти в школу на родительский вечер? — задавая вопрос, я смотрел в пол, потому что не хотел видеть его встревоженный взгляд.
— Что-что?
— На родительский вечер. Мама всегда с нами ходила. Ты поговоришь с учителями. — Потом добавил: — У них будет печенье, тебе можно будет его попробовать.
Пока папа прочищал горло, я не отрывал глаз от пола. Я не сразу решился начать с ним разговор о родительском вечере, так как знал, что он не захочет пойти. Он ни разу даже не зашел внутрь школы.
— Они присылали какое-нибудь уведомление об этом вечере?
— Да. Я отдал его тете Бесс.
— Ах да. Теперь вспоминаю, что она дала мне что-то такое.
Мы оба замолчали. Я постарался скрыть свои чувства по этому поводу, так как не хотел, чтобы он знал, как сильно мне хочется, чтобы он туда пришел. Я боялся, что слишком явная мольба может его отпугнуть. Я знал, что ему будет трудно прийти и отвечать на вопросы о лотерее, о маме и обо всем другом, но все же хотел, чтобы он пошел. Он же был моим папой.
— Ну хорошо, — согласился он.
У меня екнуло сердце.
— Хорошо. И в какой же день он будет?
— Через четверг, на следующей неделе. — Я поднял глаза и увидел, что папа сверяется с настольным календарем.
— Нет, Тедди, не получается. Прости. Я не могу там присутствовать. Видишь ли, в это время я должен быть в Атланте на конференции. Мне надо будет поехать туда с докладом. Прости. Сначала я не собирался там быть, но теперь здесь тетя Бесс и дядя Фрэнк, они присмотрят за вами. Поэтому я согласился.
Мы опять замолчали. Я старался не показать своего разочарования.
— Тетя Бесс, наверное, сможет пойти с тобой.
— Это только для родителей.
— Они, вероятно, смогут сделать исключение.
— Спрошу у миссис Плэнк, — сказал я, хотя знал, что не буду этого делать. Мне не хотелось, чтобы тетя Бесс приходила туда. Ее присутствие только еще раз всем напомнит, что у меня теперь нет мамы.
Я взглянул на отца. Лицо у него было напряжено, а на лбу начинал проступать пот. Он так громко прочищал горло, что я решил сменить тему, прежде чем он сможет причинить себе этим существенный вред.
— Что ты печатаешь?
— Что? Прошу прощения? Ах да. Одну работу, а вернее, доклад для конференции. Я немного отстаю с ним, но думаю, что успею.
— О чем он? Твой доклад.
Отец прочистил горло.
— Дело в том, что меня пригласили выступить по особому вопросу. По вопросу снабжения во время войны.
— По вопросу чего?
Он прочистил горло.
— По вопросу снабжения обувью. Ботинки для солдат.
Папа ждал, какая последует с моей стороны реакция. Никакой реакции не последовало.
— Это один из мелких, но весьма существенных вопросов, связанных с войной, которые обычно пропускают.
— Так ты пишешь о солдатских ботинках?
— Да, о видах обуви, которая была на солдатах во время битв и на маршах. Этот вопрос гораздо интереснее, чем может показаться. Тот факт, что у южан не было единообразия в обуви, сыграл в войне определенную роль. — Он откинулся на спинку стула и взял в руку авторучку с золотым пером. — Что касается обуви, у солдат Союза было существенное преимущество, и они в полной мере его реализовали. Они были способны, ну, больше идти пешком.
— Дядя Фрэнк говорит, что тебе больше нет необходимости работать. Почему ты все еще работаешь? — выпалил я и немедленно об этом пожалел.
Но, вместо того, чтобы в очередной раз прочистить горло, он натянуто улыбнулся мне и принялся печатать.
— Ну что же, Тедди, — произнес он, не поворачивая головы, — полагаю, что не могу ничего сделать.