— Ах, это! Это наш дядя. Он снимает кино. Он снял фильм «Микробы: невидимая смерть». Хотя этот фильм не о вампирах.
Род занятий дяди Фрэнка не произвел на Бенджамина никакого впечатления. Он продолжал пролистывать свой журнал.
— Вам надо завести дворецкого и горничную. Если бы я был таким богатым, как вы, то у меня была бы горничная, и я трахал бы ее каждую ночь. Это было бы частью ее обязанностей.
Я кивнул головой.
— Мы уже думали о том, чтобы нанять горничную. Не для того, чтобы трахаться. По крайней мере, не сразу. Сначала бы она просто работала.
Бенджамин отложил журнал.
— Почему вы, ребята, никуда не переезжаете? Вы же можете купить особняк или что-то типа этого. Что вам делать в этом Уилтоне? Здесь, конечно, неплохо, но вы же по-настоящему богатые. Вы же можете жить где угодно.
Я все ходил по комнате, разглядывая фотографии спортсменов с гримасами и улыбками на лицах, спортсменов, упивающихся своей победой.
— Может быть, мы переедем в будущем году.
— Куда?
— Мы собираемся купить ранчо в Монтане и разводить лошадей.
— Лошадей?
Я кивнул головой, потом, как ковбой, засунул руки в карманы.
— Лошадей, — подтвердил я.
— Ты когда-нибудь ездил верхом? — спросил Бенджамин.
Я пожал плечами. Однажды я катался на слепом пони на Уилтонском карнавале, но подозревал, что Бенджамина этим не убедишь.
— На ковбоя ты не очень похож, — сказал он.
Обедали мы в столовой, окруженные цветами и зажженными свечами. Стол был похож на картинку из старого маминого журнала, посвященного красивым домам и диетам. В блестящих тарелках отражались блики от хрустального канделябра, а тонкостенные высокие бокалы ничего не весили и казались очень хрупкими. Серебряные вилки и ножи были гораздо массивнее наших, а салфетки были толстыми и украшены вышивкой. Когда я положил свою на колени, то почувствовал, что ни под каким видом не должен ронять на нее еду.
Пока мы ели, я изо всех сил пытался не смотреть на груди миссис Уилкотт, но они обладали высокой гравитационной мощью, каждые несколько секунд притягивая к себе мои глаза. Их величина не давала мне покоя. Их безжалостно загнали в клетку-платье, и я боялся, что в любую секунду они могут разорвать его и вырваться наружу. Сначала папа тоже, казалось, боялся их. В самом начале обеда он не отрывал глаз от своей тарелки, а передавая блюда, не поворачивал голову более чем на дюйм в каждую сторону. Однако, в течение обеда, после того, как он выпил несколько бокалов вина, груди миссис Уилкотт уже не так пугали его, он стал разговорчивее, и даже иногда бросал на них взгляды. Где-то в середине обеда стало ясно, что он полностью преодолел свой страх перед ее грудями, и стал говорить, обращаясь непосредственно и исключительно к ним, как будто они были его старыми друзьями.
— Превосходно, Глория, — говорил он, — какой изысканный вкус!
Я взглянул на левую грудь миссис Уилкотт, которой папа адресовал этот комплимент, и ждал, что она ответит. Но ответил рот миссис Уилкотт:
— Спасибо, Тео, ешьте на здоровье.
Пока мы ели довольно странную еду, приготовленную миссис Уилкотт, курицу с персиками и грецкими орехами, она упомянула о том, что наш сосед, мистер Татхил, продает дом.
— Красивый дом, — сказала она. — Его фотография была в журнале «Чикаго».
— Да? — сказал папа. Похоже, вино вызвало у его волос сильный эмоциональный подъем, и теперь они белыми крылышками топорщились по бокам головы.
— В нем пять спален и кабинет с камином.
— С камином? — повторил папа.
— Вам нравятся камины, Тео?
— Да, — ответил папа, проглатывая кусок. — С ними хорошо, тепло.
— Мне так нравится огонь, горящий зимним вечером, — заметила миссис Уилкотт.
— Да, — согласился папа. — Зима самое подходящее время для камина. Зимой, хм, холодно.
— Мы часто топили камин. Но теперь здесь только я и Бенджамин, и у нас не так много случаев затопить его. И все же иногда мы это делаем, — тут миссис Уилкотт остановилась и сделала маленький глоток вина, затем, сжав губы, промокнула их. — А у вас, Тео, камин в рабочем состоянии?
Этот вопрос смутил папу.
— В рабочем состоянии? — повторил он. — Да, наверное. Хотя не помню, чтобы мы его зажигали.
— Один раз зажигали, — вставил я.
Папа удивленно посмотрел на меня.
— Мама зажигала, — тихо сказал я. — Чтобы выкурить енота. Того, что устроил себе гнездо наверху.
— Ах да, — вспомнил папа. Он опустил головы к тарелке и отрезал кусок персика. — Это было… целое событие.