Сначала я не мог разобрать слов. Но проходили секунды, и я понял, что она поет на другом языке. Звучность и лиризм незнакомых слов наполняли комнату, успокаивая и умиротворяя нас. Ее глубокий низкий голос тоже был непривычным. Он каким-то таинственным образом из дружеского беличьего стрекотания превратился в голос крупного взрослого мужчины. Я откинулся на спинку дивана, изо всех сил стараясь не прикасаться к Бенджамину, сидевшему рядом со мной, и закрыл глаза, ожидая, когда это все закончится. Я не мог заставить себя взглянуть на папу. И решил, что он затих от неловкого смущения.
Миссис Уилкотт спела, как мне показалось, три разные песни, изящно переходя от одной к другой, с легкой улыбкой бросая быстрый взгляд в нашу сторону. В этой медленной агонии минута проходила за минутой, и я вдруг понял, что папина голова опустилась и находится лишь в паре дюймов от моего плеча. Я поднял глаза как раз в ту минуту, когда рот у него стал открываться, чтобы выпустить наружу первый (но, как я знал, далеко не последний) храп. Чтобы разбудить, я слегка толкнул его локтем. Он рывком поднял голову и, как раз, когда миссис Уилкотт закончила последнюю песню, принял прежнюю позу.
— Замечательно, Глория, просто замечательно, — сказал он. — «Богема». — Он было стал аплодировать, но быстро перестал, потому что никто к нему не присоединился.
— Кайф еще тот, — сказал Бенджамин себе под нос, но довольно громко, потому что при этих словах миссис Уилкотт дернула головой и сразу же попросила его помочь ей принести из кухни напитки.
— Боюсь, я уже выпил слишком много, — сказал папа, когда они вышли. Прочистил горло. — От вина я всегда соловею.
— Может быть, пойдем домой? — спросил я.
Томми направился к электронному пианино. Папа встал и последовал за ним.
— Еще немного, и пойдем. Пойди, посмотри, не нужна ли им на кухне твоя помощь, — ответил он. — Помоги этому мальчику, Бенджамину. А я присмотрю за твоим братом.
Я медленно прошел через гостиную и открыл крутящуюся дверь как раз в тот момент, когда миссис Уилкотт награждала Бенджамина увесистыми пощечинами. Она залепила ему две пощечины. Лицо у нее было красным, и были видны сжатые зубы. После второй пощечины Бенджамин ухмыльнулся, сжал кулак и ткнул им в воздух, целясь ей в лицо. Кулак прошел рядом, промахнувшись всего на дюйм. Я осторожно отпустил дверь, дав ей тихо закрыться, и встал рядом, не зная, что делать. Я боялся, что если они меня заметили, то направят свой гнев в новое русло и станут молотить меня по очереди.
Я все еще стоял у двери на кухню, когда она открылась, и из нее появилась миссис Уилкотт с подносом, заполненным бокалами и чашками. Лицо у нее все еще было красным, но зубы были прикрыты губами. Увидев меня, она от неожиданности отступила на несколько шагов обратно в кухню.
— Тедди, а я тебя и не видела. Хочешь чего-нибудь? — Она улыбалась, но глаза пытливо всматривались в меня. Я посмотрел вниз. Когда я поднял взгляд, рядом с ней стоял Бенджамин с кофейником в руках. Глядя на них, казалось, что ничего и не было.
— Со мной все хорошо, — сказал я и пошел в гостиную.
— Бенджамин, почему бы вам с Тедди не подняться к тебе и не посмотреть немного телевизор? — спросила она.
Идя за Бенджамином к нему наверх и проходя мимо фотографий улыбающейся миссис Уилкотт, я услышал, как он сказал: «Вот дерьмо».
— Лучше бы твоему отцу не трахать мою мать, — сказал он, включив маленький цветной телевизор и улегшись на кровать. — Если он это сделает, я тебе задницу надеру.
— Не сделает, — уверил его я.
Бенджамин встал с кровати и подошел ко мне. Лицо его все еще было красным от пощечин. Он сильно ткнул пальцем мне в грудь, надавив так, как будто это был ствол пистолета.
— Лучше ему этого не делать.
— Хорошо, — сказал я, — хорошо! — И сделал вид, что смотрю футбольный матч, который показывали по телевизору, пока не настало время идти домой.
Неделей позже папа появился в программе миссис Уилкотт. Я смотрел ее вместе с «собачкой» Томми и дядей Фрэнком в гостиной. Тетя Бесс, только что вернувшаяся из Милуоки, смотрела ее на кухне по крохотному черно-белому телевизору с изогнутой антенной, который она привезла с собой.
— Ему надо в программу к Опре, — крикнула она нам, перекрывая шум текущей воды и звяканье кастрюль и сковород. — Зачем ему это задрипанное шоу? Я никогда о нем не слышала. Боже мой, только посмотрите, какая на ней короткая юбка! Из-за нее Тео нервничает. Все лицо покраснело. У него на этом шоу может случиться сердечный приступ или кишечный спазм.
Папа вел себя исключительно неловко, постоянно кланяясь и прочищая горло перед тем, как ответить на вопрос. К моему глубокому разочарованию, он не говорил о лотерее. Вместо этого он рассуждал об обуви на Гражданской войне и даже показал пару настоящих ботинок конфедерата, которые прислал ему какой-то профессор из Северной Каролины. Когда миссис Уилкотт неожиданно стала примерять один из них, камера долгое время была нацелена на ее ноги.