— Они уже сматывают пленку, — сказал он, протянув руку, чтобы взять бокалом с вином. — Фильм почти готов.
— О чем он? — спросила тетя Бесс.
Дядя Фрэнк с серьезным видом рассматривал бокал, затем поднял его и осторожно покрутил.
— О хорошем вампире. О вампире, который не хочет никому причинять вреда. Но он вампир, и ничего с этим не поделаешь. Он не собирался быть таким, но стал. Время от времени он совершает нелепые поступки, а потом раскаивается. — Он посмотрел в папину сторону, но папа отвел глаза.
Позднее в тот вечер без приглашения явилась миссис Уилкотт, которая как щит несла перед собой большой пирог. Я не ожидал этого. Обычно она являлась перед обедом, как я подозреваю, с надеждой, что ее пригласят к столу. Я расценил этот поздний визит как неожиданную атаку противника, как нарушение установленных правил ведения военной кампании, и сделал вид, что ее нет, даже тогда, когда папа сказал мне, чтобы я поздоровался.
Для меня ее появление в тот вечер было особенно неприятно потому, что мы собирались поиграть в «Статего» — настольную игру с элементами военной стратегии. За обедом, несмотря на плотное рабочее расписание, папа согласился поиграть, чем очень меня удивил. Целью игры было захватить флаг противника. Я разработал основополагающую и очень эффективную стратегию сохранения флага. Однажды я подслушал, как семейный консультант в больнице порекомендовал эту игру папе, который приходил в себя после кишечного спазма, сказав, что она облегчит общение отца с сыном. Раньше мы в нее играли только один раз, и было это очень скучное и отнюдь не бодрящее занятие, во время которого папа в основном читал и перечитывал правила игры. Я надеялся, что уж теперь-то правила ему ясны, и во второй раз игра будет более занимательной.
— Я знаю, что ты любишь яблоки с корицей, — сказала миссис Уилкотт, передавая мне пирог. Томми побежал наверх. — Я испекла его для тебя, Тедди, во время нашего шоу на этой неделе. — Когда она улыбнулась, было похоже, что она припрятала пару яблок и засунула их себе за щеки.
Папа выжидающе взглянул на меня, и у него поднялись брови. Мне было тяжело смотреть на него. Меня с души воротило от того, как он оживлялся в присутствии миссис Уилкотт, как носился с ней.
— Спасибо, — выдавил я, вышел из гостиной и понес пирог на кухню. Здесь за столом сидела тетя Бесс, уперев подбородок в ладони, и читала толстый глянцевый журнал «Роскошная жизнь», который стал приносить домой дядя Фрэнк, и, казалось, тщательно запоминала прочитанное. У ее ног молча лежал свернувшийся в клубок Ставрос, испускавший сложный аромат, каждый компонент которого напоминал о гниении.
— Фрэнк хочет, чтобы мы купили унитаз с подогревом, — сказала она, указывая на журнал. — Зимой у него нагревается сиденье. Он стоит две тысячи долларов. — Потом посмотрела на меня и спросила: — Что это за пирог?
— Миссис Уилкотт испекла его для меня. Для нас.
Глаза тети Бесс сузились и стали щелочками.
— Нам его по почте прислали?
— Нет, сама принесла. Она здесь, в гостиной.
— Здесь? В гостиной? — Тетя Бесс взглянула на меня с такой тревогой и подозрением, что мне вдруг стало страшно из-за этого пирога. — Что это за пирог?
— Не знаю. — Я хотел положить пирог, так как устал его держать.
— Не хочу есть этот пирог. Твой дядя знает про него?
— Он вышел.
— Где твой брат?
— Пошел наверх. Он тоже не знает про пирог.
Тетя Бесс с еще большей неприязнью посмотрела на пирог. Я знал, что для нее это было оскорблением. Она гордилась своим умением печь и не признавала достижений других в этой области, а уж миссис Уилкотт в особенности. Каждый раз, когда показывали «Доступ в Уилтон», она качала головой и бормотала что-то по-гречески, критикуя все, что делала миссис Уилкотт у плиты.
— Положи его вон туда, на рабочий стол. — Потом медленно покачала головой и снова принялась за чтение «Роскошной жизни».
Поскольку уходить миссис Уилкотт не собиралась, я пошел наверх. Мне хотелось побыть одному. Я чувствовал себя взвинченным и разбитым и знал, что мне будет лучше, если порисую.
Однако, войдя в комнату, остановился, как вкопанный. У окна стоял Томми, надев на себя мамины туфли на высоких каблуках и приделав себе груди. Очень большие груди.
— Томми! Что ты делаешь?
— Ничего, — ответил он. Затем выпятил грудь, захлопал ресницами и сказал фальцетом: — Я миссис Уилкотт. У меня большие сиськи.
— Сними сейчас же. — Я подошел к нему, поднял ему рубашку и обнаружил под ней два рулона туалетной бумаги.