По дороге в «Буги Бургер» я спросил, где папа.
— Он в библиотеке, — ответила мама, перестраиваясь в другой ряд. — Но он попросил меня поздравить тебя с днем рождения. Вообще-то, он просил меня пропеть тебе поздравление. Томми, помоги мне. Давай, дорогой!
Пока мы ехали, мама и Томми, сидевший рядом со мной на заднем сиденье, снова и снова пели «С днем рожденья тебя!», а я смотрел в окно, подавленный, одинокий и совсем сбитый с толку. Я воображал самые разные сценарии празднования своего дня рождения, но ни один из них не предусматривал теперешней ситуации.
— Тедди, милый, ты не возражаешь, если я загляну в магазин тканей? Я хочу подобрать что-нибудь для штор в твоей комнате. Это займет не больше часа.
— Не больше часа? — переспросил я. Голос у меня пресекся, и я почувствовал, как лицо начинает краснеть.
— Это как раз тут, на этой улице, — сказала она, когда мы подъехали к автостоянке. — Пошли со мной, дорогой. Хочу, чтобы ты помог мне выбрать ткань.
— Не хочу.
Мама уже припарковалась и открывала мне дверь.
— Пошли, юбиляр ты мой дорогой. Это тут, совсем близко, рядом с «Лейзер Зоун». Знаешь что, возьми-ка Томми и идите туда, а я пока зайду в магазин.
Мое настроение мгновенно переменилось.
— Вот здорово! Пошли, Томми, — сказал я, хватая его за руку. — У нас с тобой только час.
Когда мы вошли, первыми, кого я там увидел, были братья Копики со своими марионетками. Они стояли рядом с Чарли, тетей Бесс, папой и почти со всеми учениками моего четвертого класса, хором завопившими: «Сюрприз!» — так громко, что я на мгновение перестал дышать.
Я стоял, ошеломленный, потом обернулся, ища глазами маму. Она стояла в дверях и смотрела на меня. Вместо того чтобы дирижировать приветственными криками и поздравительным пением, она лишь стояла и улыбалась, улыбалась так, как никогда прежде, как будто старалась запомнить меня. Она вытянула перед собой руки, как-то нерешительно, что было необычно для нее, немного нервно и с надеждой. Она очень хотела устроить мне праздник. И только когда она вошла с яркого дневного света в помещение, я увидел слезы в ее глазах. Это был первый и единственный раз, когда я увидел маму плачущей.
Из-за шума и музыки я тогда не слышал, что она говорила, но поверх голов и всего этого сумбура видел, как шевелятся ее губы. Она попыталась сказать мне что-то, но я не слышал ее слов. Она снова попыталась, но меня смяла и понесла толпа. Последний образ мамы, который запечатлела моя память, — образ ее, стоящей в дверях, с конским хвостом из волос, смахивающей пальцем слезы. Через несколько дней после этого она села в машину, поехала в другой штат и ушла из моей жизни навсегда.
Я лежал в кровати, пытаясь во всех подробностях вспомнить тот праздник, пытаясь представить, что она могла мне тогда говорить, было ли в тех ее словах что-то, кроме поздравления с днем рождения. В это время дверь ко мне в комнату открылась.
— Тедди, — услышал я голос Силвэниеса, — ты еще спишь?
Я сел на кровати, и мамин образ исчез. В дверях стоял Силвэниес, на шее у него был свободно повязан новый красный шарф. Он широко открыл дверь и слегка поклонился:
— Завтрак готов.
Спустившись на кухню, я увидел, что Силвэниес накрыл стол на одного. Было позднее утро, и Томми с Морисом ушли в школу. После нашего разговора накануне папа сказал, что я могу не ходить в школу и посидеть дома.
— Думаю, тебе будет над чем подумать, — сказал он, укладывая меня. — Не вставай, пока не выспишься.
Я попытался не спать и обдумать все, что услышал, но заснул, пока папа еще сидел на краю моей кровати.
— Папе и дяде пришлось поехать в город, — сказал Силвэниес. — Тетя ушла за покупками. Поэтому мы остались одни. Мне пришлось убеждать твою тетю, что с тобой все будет в порядке, она никак не хотела оставлять тебя. — Он сделал паузу, его змеиные глазки несколько секунд посновали по мне. Потом он сказал: — Следуя ее указаниям, я взял на себя смелость заварить тебе хлопья. С фруктами. Со свежеочищенными бананами. Так, а куда я это положил? — Он медленно поднялся и пошел к рабочему столу. Садясь, я инстинктивно бросил взгляд на его чудовищные ботинки. В это утро они выглядели особенно огромными, и я даже подумал, не выросли ли они, возможно, питаясь чем-то, о чем я даже не подозревал.
Силвэниес обнаружил тарелку с хлопьями на верху микроволновки.
— А, вот она. Как она там очутилась?
Неся тарелку и кувшин с молоком, он вернулся к столу.
— Ты что-то вчера засиделся, — сказал он.