— Извини, — рассеяно проговорил Родриго, — я не хотел причинять тебе боль.
Эшли уже хотела мило улыбнуться и тем самым покончить с неприятным разговором, но не тут-то было. Муж продолжал смотреть на нее странным сверлящим взглядом.
— Объясни, что ты имела в виду, сказав, что мало значишь в моей жизни, — потребовал он.
— То, что ты так много работаешь, что почти меня не замечаешь. А я давно, к этому привыкла, — неуверенно пробормотала Эшли. Она, конечно, предполагала, что Родриго поймет все по-своему.
— Если ты была мне неверна, то не надо делать из этого детективную историю, — проговорил он подчеркнуто медленно, выделяя каждое слово, — просто собери вещи и навсегда избавь меня от своего присутствия.
Эшли поняла, что, пытаясь намеками разъяснить ситуацию, только усугубила свое и без того щекотливое положение. Вот уж действительно: дорога в ад вымощена благими намерениями! Теперь Родриго строит предположения, могущие вызвать стресс даже у здорового человека. В испуге она попыталась его успокоить:
— Что же ты такое говоришь! Я никогда не изменяла тебе, потому что ты единственная любовь всей моей жизни.
Хотя бы в этом не приходится врать, с облегчением подумала Эшли.
— Это беда всех мужчин рода Хорхес: жениться на женщинах, не представляющих себе, что такое верность и святость брачных уз. — Он говорил, не повышая голоса, но она чувствовала всю меру его ярости, умело скрываемой маской самоконтроля. В гневе этот человек, наверное, очень страшен, с опаской подумала Эшли. — Но на моей родине редко разводятся с неверными женами, пользуясь гораздо более быстрым и действенным средством избавления от позора.
— Я приму это к сведению. — Она безуспешно попыталась улыбнуться и, не видя смысла в продолжение разговора, снова скрылась в ванной.
В замешательстве Родриго сделал шаг назад и прислонился к стене. Его острый и пытливый ум пытался связать воедино все те отрывочные сведения, которые он получил от жены.
Что же это у них за странные отношения, если, будучи молодыми, они уже спят в разных спальнях? Его ли это выбор? Из слов Эшли можно понять, что так было по его желанию. Это ставило его в полнейший тупик и злило еще сильнее. Но безвыходных ситуаций для Родриго Хорхеса не существовало. Вся его натура заставляла быть первым во всем, за что бы он ни брался.
Судя по тому, что он уже успел увидеть и услышать, его брак находился на грани распада. Он видел, что Эшли совершенно не хотела его упрекать, а просто обрисовала ему объективную реальность, описывая его как трудоголика, абсолютно безразличного к собственной жене. Все это было очень странно, особенно если прибавить еще и то, что, по ее же словам, если он и спал с ней, то очень редко.
Картина вырисовывалась довольно мрачная. Но, проанализировав реакцию Эшли на поцелуй в лимузине, он пришел к выводу, что она была не просто удивлена, а прямо-таки шокирована или даже напугана. А затем все это уступило место жгучему желанию и наслаждению, ободрил он себя. Значит, не все еще потеряно. А по-настоящему целеустремленному человеку для того, чтобы добиться своей цели, вполне достаточно одного шанса из тысячи…
Эшли оделась. Она надела коротенькую юбку, едва прикрывавшую бедра, и топик, завязывающийся на спине хитроумной тесьмой. Посмотрев на часы, она решила, что сейчас самое время позвонить брату.
— А я думал о тебе весь день, сестричка, — обрадовался Майкл. — Ну, как дела у нашего миллионера?
— В целом хорошо, только травма головы все еще вызывает определенные проблемы, — уклончиво ответила Эшли.
— В каком смысле? — заинтересовался брат.
— Долго объяснять. — Она не хотела посвящать его во всю запутанную историю с потерей памяти. — Но моя помощь может понадобиться в течение еще некоторого времени. Исключительно дружеская помощь, — отрезала она, услышав, что Майкл уже набрал воздуха для того, чтобы сделать какое-нибудь двусмысленное замечание.
Четыре года назад она решила не говорить брату об истинных причинах своего брака. Она боялась, что он будет считать ее продажной женщиной, за деньги готовой вступить в любые отношения с мужчиной. А потерять уважение и доверие брата оказалось бы для нее катастрофой, потому что он — самый близкий ее родственник. И он, и она были тогда младше. Спустя четыре года вся эта комедия с разыгрыванием перед Майклом роли брошенной жены, казалась уже совершенно излишней. Но признаться в том, что четыре года врала в лицо самому близкому человеку, значило так же утратить всякое расположение брата. Так что волей-неволей ей приходилось продолжать спектакль.
— Но все же, хотя бы в двух словах, что с Родриго? — продолжал настаивать любопытный Майкл.
— Он ударился головой и теперь не помнит последние несколько лет своей жизни. — Эшли попыталась обрисовать ситуацию максимально кратко.
— Так это же здорово! — Как всегда ее брат проявлял кипучий оптимизм, являвшийся предметом тайной зависти сестры. — Теперь, когда он забыл все ваши ссоры и разногласия, вы можете попробовать все начать заново.
— Никакого «заново», — поспешила возразить Эшли, украдкой вздохнув, — я просто хочу ему помочь. Как друг.
Когда, поговорив с Майклом, она спустилась вниз, Карлос проводил ее в просторный, но уютный зал, освещаемый свечами в старинных канделябрах. Резной стол из красного дерева, фарфоровая посуда, серебряные приборы — во всем были видны роскошь и вкус. В хрустальной вазе стояли белоснежные лилии.
— Как красиво, — восхитилась Эшли и увидела входящего в столовую Родриго.
Он тоже был приятно удивлен обстановкой, однако вслух выражать свой восторг посчитал ниже своего достоинства. Интересно, в честь чего все это? — подумал он. Может у Эшли сегодня день рождения? Или у них годовщина свадьбы?
— Мы что-то празднуем? — спросил он вслух. Эшли покраснела, что, к счастью, было не очень заметно в полумраке, и нервной рукой взяла бокал с вином.
— Твое возвращение из больницы.
— Отлично. Я предлагаю нейтральную и в то же время весьма интересную для меня тему для разговора, — сказал Родриго. — Расскажи о своей семье.
Что ж, действительно, вполне безобидная тема, мысленно согласилась Эшли.
— Да, собственно, рассказывать особенно не о чем…
— Твои родители… они погибли, да? — осторожно произнес он.
— Да, в автомобильной катастрофе. Мне было тогда четырнадцать, а моему брату Майклу — девять.
— И кто взял над вами опеку?
— Мы жили с нашим двоюродным дядей. — Эшли не видела причин, по которым ей надо было бы скрывать от мужа свое не очень счастливое детство. — Майкл сейчас учится в колледже.
— Здесь, в Калифорнии?
— Нет, в Нью-Джерси. — Эшли немного напряглась.
— А еще какие-нибудь родственники у тебя есть?
— Нет. Мои бабушка и дедушка умерли еще раньше родителей. Бабушка у меня была чистокровная испанка и не понимала ни слова по-английски. Она, наверное, даже больше помогла мне в изучении языка, чем школа, в которой я его учила.
— Почему же ты не говоришь по-испански со мной? — спросил Родриго на своем родном языке.
Она помотала головой и продолжила по-английски:
— Ну, уж нет. Я понимаю гораздо больше, чем могу сама выразить.
— Навык приходит с практикой, — улыбнулся он.
— Нет, нет. — Эшли упрямо не желала переходить на испанский. — Я сначала честно пыталась общаться с тобой на твоем языке, но ты только надо мной смеялся. Ты говорил, что моя речь очень старомодна. А сколько шпилек по поводу своего произношения я вытерпела, так это вообще не передать!
— Бедненькая, я дразнил тебя. — Это его заметно развеселило. Эшли спохватилась, но было уже поздно: они оба забыли о негласном вето на разговоры об их совместном прошлом.
Она нахмурилась. Нет, он не дразнил ее. Скорее, его тогда разозлило то, что она поняла весь его разговор с адвокатом о завещании деда. Ведь он специально тогда вел обсуждение этого вопроса на испанском, чтобы никто ничего не понял. К его чести сказать, он почти не выдал своего раздражения. Лишь в первую минуту смотрел на нее испепеляющим взглядом. А уже потом, когда они ехали подписывать документы, касающиеся их фиктивного брака, Родриго, как будто между делом, заметил: