— Черт побери! — Он вскочил. — Ты об этом еще пожалеешь! Беззаботная жизнь не может длиться вечно, и я не позволю тебе брать деньги у моей матери. Будем обходиться тем, что я зарабатываю. Хватит! Вернешься в город и займешься домом, как это делают другие жены. Придется урезать личные расходы, питаться поскромнее и оплачивать все самим. Подумай и над тем, как обходиться без служанок. Мы также не можем позволить себе содержать две машины, так что с твоей нужно будет расстаться.
Сердце у нее заколотилось.
— О чем ты говоришь? Ты же хорошо зарабатываешь. Перестань проматывать деньги.
— Видишь, ты даже не пожелала выслушать меня до конца. Все эти заведения, включая «Серебряный доллар», не окупают затрат на их содержание. Мама каждый месяц вносит свои деньги, иначе нечем было бы платить людям зарплату. Она знает всех лично и не хочет, чтобы они уходили, потому что другого такого места им не найти. Она и нас субсидирует, но сумма на чеках бывает разной: иногда мама проявляет щедрость, а иногда скупится. Я не могу рассчитывать, потому что нет определенности. Я работаю не покладая рук, Фанни. Формально я управляющий, но только формально. Управляет всем мама. Каждый раз, когда я принимаю какое-то решение, она его отменяет. Я уже подумываю о том, не поискать ли другую работу, может быть, уйти к отцу. Не знаю. Но он обещает платить вдвое больше, чем платит мама.
— О чем ты говоришь? Твоя мать воспримет это как предательство.
— Ты меня не слушаешь, Фанни. Ты такая же, как она…
— Тебе необходимо позвонить матери и сказать ей все, что ты только что говорил мне. Так нужно, Эш. И хотя бы раз в жизни попытайся взять правильный тон. Ты зависишь от нее, так прояви смирение. Это не армия, где ты был героем и жил на адреналине. Здесь другие правила.
— Боже! Да ты и говоришь точь-в-точь, как мама. Иди, собирай вещи, мы возвращаемся в город.
Она сжала зубы. Подчиниться Эшу? Он соблазнил ее приехать сюда, обласкал, и вот теперь…Ей показалось, что какая-то часть ее умерла.
Эш, прищурившись, смотрел на нее. Ее охватило желание ударить его по лицу, стереть усмешку, но она только стиснула кулаки.
— Я остаюсь здесь.
Эш уехал не сразу, он словно давал ей время подумать, выйти к дороге, попрощаться, сказать: «О'кей, я поговорю с твоей матерью». Фанни стояла, сдерживая слезы: ее мечта рушилась, а у нее не было сил предотвратить это.Она отвела взгляд в сторону. Сквозь листья просачивался солнечный свет, оставляя на земле кружевную паутинку тени. В воздухе стоял аромат свежей травы и полыни, как и вчера, когда они с Эшем занимались любовью прямо на балконе под звездами.
Она благодарно улыбнулась, когда Мун поставила на металлический столик чашку чая и забрала детей в дом. Наслаждаясь крепким, горячим напитком, Фанни обдумывала случившееся. В глубине души она знала, что ее муж никогда не станет заниматься цыплятами, как его отец. Эш посчитает это унизительным для себя. Он всегда хотел только одного: взять в свои руки бизнес матери. Что же с ним сейчас? Что она делает не так? Любит ли он ее?
И тут Фанни расплакалась. Она плакала о том, что было, что могло бы быть и чего не будет уже никогда… Когда слез не осталось, Фанни взяла корзинку с шитьем. Может, это единственное, что она умеет делать хорошо — смотреть за детьми и шить для них одежду. У нее трое замечательных детей. Они…Она вдруг замерла с корзинкой в руке. На лбу выступил пот. Неужели?Фанни бросилась в дом. Где же ее календарь?Она посчитала дни после последних месячных, но сбилась. Календарь всегда лежал в их спальне, и Фанни постоянно отмечала критические дни. Они оба согласились, что детей больше не будет, и вот теперь она на девяносто девять процентов была уверена в том, что забеременела снова. И, конечно, Эш обвинит ее и в этом.
Как она прекрасна,думал Эш, глядя на свою мать, стоявшую на небольшой площадке, с которой она обычно пела для посетителей. А с каким восторгом слушала ее публика! Да, они любят ее. Жаль только, что их не очень много.Зал был заполнен не больше чем наполовину. Конечно, надо сделать скидку на время года: август не лучший месяц для бизнеса. Да и день сегодня не выходной.
И все же Эш знал, что и сентябрь вряд ли поправит положение. С тех пор как он вернулся, не было еще дня, когда от посетителей не было бы отбоя. Чего не хватало «Серебряному доллару», так это некоторого блеска. Давно пора отделать зал хромом, стеклом, зеркалами. Заставить людей двигаться в ином, современном ритме, быстрее, энергичнее. Сейчас некоторые завсегдатаи «Серебряного доллара» приходят сюда подремать и оживляются, лишь, когда мать начинает петь.
Эш относился к ее выступлениям скептически: впустую потраченное время, ведь когда она поет, никто не делает ставок и не заказывает выпивку.
Эш подождал, пока мать закончит последнюю песню. Никто — по крайней мере, насколько он знал — не мог так исполнить «Сентиментальное путешествие», как она. Когда аплодисменты стихли, Салли поклонилась и сошла со сцены. Эш чувствовал, что посетители ждут от нее еще двух песен — «Если бы я любила тебя» и «До самого последнего вздоха», — но она уже спустилась в зал и направилась к столику Дэвина Роллинза. Эш поискал глазами самого поверенного, но того нигде не было видно. У него появился шанс изложить матери свои взгляды.
Эш прошел по коридору, кивая на ходу служащим. Здесь было темно и уныло, все нуждалось в обновлении. Он постучал в дверь, отметив про себя, что волнуется. И так всегда, когда нужно поговорить с ней. Каждый раз в ее присутствии его охватывало дурацкое волнение, начинали дрожать руки, а язык немел. Она его пугала, парализовывала волю и мозг. Войдя в комнату, он спрятал руки в карманы брюк.
— Эш! Как хорошо, что ты зашел. Надеюсь, тебе понравилось мое выступление. Ты об этом хотел сказать?
— Я всегда слушаю тебя с удовольствием, мама. И сегодня ты прямо-таки загипнотизировала публику.
— Спасибо, Эш. Чем я могу тебе помочь? — спросила Салли, вытирая лицо влажной салфеткой.
— Мне надо поговорить с тобой, мама, — сказал Эш, переведя дыхание. — Не думаю, что для тебя это секрет: мы несем большие убытки.
— Я знаю, Эш. Но не хочу, чтобы ты беспокоился по этому поводу. Важнее, что у людей есть работа. А теряем мы не так уж много, и с этим жить можно. Если же верить Саймону, то мы вообще ничего не теряем.
— А какое отношение имеет ко всему этому Саймон?
— Еще несколько месяцев назад он сделал интересное предложение и даже инвестировал довольно значительные суммы, уже дающие прибыль. Ты же знаешь, как ему нравится играть на бирже. — Салли улыбнулась сыну, глядя в зеркало.
— Играть?
— Это такое выражение, Эш.
— И Саймон одобряет то, как ты ведешь дело?
— Нет. Но те прибыли, которые он получает в других местах, восполняют наши потери здесь.
— Мне кажется, что пришло время продать наши заведения, в том числе и «Серебряный доллар». Если этого не сделать, можно потерять все. Времена меняются, и мы должны успевать за ними. Если же мысль о продаже тебе неприятна, необходимо предпринять другие меры: обновить интерьер, устраивать классные шоу. Или ты хочешь, чтобы это место называли «бывшим»? Бинго! Это же мертвый груз. И не убеждай меня, что он не весит у нас на ногах. Давай избавимся от этих заведений, пока еще не поздно. Сколько посетителей бывает у нас за неделю? Хорошо, если пятьдесят. Это никого уже не интересует.
— А что будет со всеми этими людьми? С их семьями? Они зависят от меня, и я не могу вот так просто избавиться от них. Но позволь полюбопытствовать, что бы ты сделал, если бы я согласилась с твоим предложением?
— Построил бы новое, современное казино на пустующей земле. Это в духе времени.
— Зачем?
— Зачем? Чтобы делать деньги. Я хочу зарабатывать больше. У меня семья, которую нужно содержать. С теми деньгами, которые ты мне платишь, это невозможно. Папа обещает мне вдвое больше, если я перейду к нему.