— Как тебе сказать?.. В некотором смысле так и есть. Миссис Торнтон, которая, между прочим, попросила называть ее просто Салли, хочет, чтобы я познакомилась с ее сыном Саймоном. Не с Эшем, представь себе, а именно с Саймоном. Она собирается послать ему фотографию. Помнишь, Су Ли фотографировала нас всех во время обеда? Я знаю, мне следовало бы все ей рассказать, у меня была для этого прекрасная возможность, но я ею не воспользовалась. Ты меня слушаешь, Бесс?
— Конечно, слушаю. Когда выйдешь в понедельник на работу, постарайся как-нибудь встретиться с ней и все рассказать. Она собирается в Техас, значит, обязательно зайдет в офис. Тебе, конечно, виднее, но, на мой взгляд, Саймон подошел бы лучше, чем Эш. Знаю, что советовать бесполезно, тебя укусила та же муха, что и меня. Приходи ко мне завтра, и мы все как следует обсудим. Нам нужно выработать какой-то план.
— План? Зачем нам план? Нужно только придерживаться правды… а остальное… Вероятно, миссис Торнтон очень во мне разочаруется. Ты разобьешь сердце Теду, Бесс, он, наверное, даже будет плакать. Тед действительно тебя любит.
— Знаю. Но сегодня я вдруг подумала, что если меня так легко увлек другой мужчина, то, вероятно, я не влюблена в Теда. Боже, у меня даже голова разболелась.
— И у меня тоже, — сказала Фанни.
— Он тебе снится?
— Чуть ли не каждую ночь. Мне даже страшно. Я ведь совсем его не знаю, а чувство… чувство такое, будто мы знакомы всю жизнь. Наверное, я сама все это придумала, нафантазировала, но теперь уже поздно. Моя жизнь в этих дурацких письмах, которые ничего не объясняют.
— Фанни, не пытайся меня обмануть, я-то знаю, что ты уже и свадьбу свою спланировала. И не отшучивайся.
— Я думала об этом пару раз, тут ты права. Знаешь, Бесс, наверное, мы влюблены в саму идею любви. Но все… хватит, я больше не буду об этом думать. У меня так болит голова, что хоть на стену лезь. Посмотри, мы уже приехали. Я загляну к тебе завтра в полдень, о'кей?
— Отлично.
Фанни вышла из машины и повернула к пансионату. Сейчас ей очень хотелось оказаться в Шэмроке, достать из холодильника недоеденную индейку и забыть обо всем на свете.
Эш разложил свои вещи. Койка выглядела чудесно, маня к себе так, словно там ждала его женщина. Спать, нужно поспать, и чем больше, тем лучше. Но прежде надо было сделать одно дело.
Выбравшись на палубу, он подозвал к себе матроса.
— Скажите, где я могу найти пилота «Серебряного доллара»?
— Адама Джессапа? Наверное, в кают-компании, капитан. Он был среди встречающих, когда вы поднимались на борт. Вероятно, вы его просто не заметили.
Эш козырнул и направился в кают-компанию. Он увидел его сразу: ноги на столе, стул опасно накренился и вот-вот упадет. Дома Саймон нередко занимался именно так, ему было все равно, в какой позе сидеть. А вот Эш всегда придвигался к столу, устанавливал под нужным углом лампу, клал справа остро заточенный карандаш, а перед собой тетрадь. Он заботился о том, чтобы спина не искривлялась, и время от времени разминал мышцы шеи. Его брат, похоже, мог бы заниматься, даже стоя на голове.
— Джессап, я Эш Торнтон, — сказал он, протягивая руку. — Давно хотел вас увидеть, с того дня, когда мы встретились наверху. Не против, если мы пройдем куда-нибудь поговорить?
— Конечно, — кивнул Саймон.
За дверью кают-компании Эш хлопнул брата по плечу.
— Боже, как я рад тебя видеть, знать, что ты жив и здоров! Говорят, ты здесь становишься прямо-таки легендарной личностью. Послушай, Саймон, я хочу тебе кое-что объяснить. Извини за прошлое! Мне очень жаль, что у нас так получилось. Действительно жаль. Здесь, на войне, я наконец-то понял кое-что. Знаешь, так бывает, когда начинаешь постоянно думать о чем-то. Внезапно все становится поразительно ясным. Может, это потому, что стоишь в одном шаге от смерти. Как бы там ни было, теперь я все понимаю. То соперничество, та ненависть, которую мы питали друг к другу… виноваты во всем не мы. Мама и папа установили свои правила и вертели нами, как хотели. А мы, юные и глупые, попались на их уловку. Я сожалею об этом, Саймон, сожалею, потому что они испортили нам много лет. Вижу, ты смотришь на меня с подозрением, и не виню тебя. На твоем месте я, возможно, смотрел бы на тебя точно так же. Мама и папа ничего не знают о том, что ты ушел на войну под чужим именем. Конечно, можно было бы сказать им, что ты на «Энтерпрайзе», но я не стал говорить. Делай то, что считаешь нужным. — Эш снова протянул руку.
— Я не пожму тебе руку, задница. Иди сюда! — сказал Саймон, прижимая брата к груди. — Рад, что у тебя хватило решимости прийти ко мне. Не знаю, смог бы я поступить так же.