– Лучше займитесь своим делом, – фыркнула она. – И конечно, простой факт, что вы доктор, не освобождает вас от обязанности стучать в дверь, перед тем, как войти в комнату к дамам.
– Ну… нет. Я хотел сказать – да. Конечно, я могу зайти позже.
– Вот именно.
Дверь захлопнулась.
– Экий нахальный человечишко, – сказала миссис Баннермэн. – Однако, он, вероятно, прав. Вам нужно отдохнуть.
– Со мной все в порядке.
– Мне кажется, у вас лихорадка, – заявила миссис Баннермэн с властностью, делавшей ее мнение непререкаемым. – Вы не считаете возможным, что это была выходка анархиста или сумасшедшего?
– Нет, я так не думаю.
Миссис Баннермэн словно бы смотрела вдаль.
– Я тоже. В таком случае, ваш долг – заявить в полицию.
– Знаю.
– Я в этом уверена.
– Но я не хочу обращаться к ним с тем, чего не могу доказать.
Миссис Баннермэн уставилась на нее, не мигая,
Алекса помолчала.
– Правда в том, что я не уверена, хотела бы я пойти к ним, даже если б у меня были доказательства. Нет, если это повредит семье.
Миссис Баннермэн кивнула.
– Такое решение нелегко принять. И нелегко исполнить.
– Я уже принимала его раньше. Или его приняли за меня, когда умер мой отец.
Миссис Баннерэн не выражала удивления. Она просто ждала, подняв брови.
– Я не перестаю спрашивать себя, что бы сделал Артур, – продолжала Алекса. – Или чего бы он ждал от меня.
– Я не верю, чтоб он захотел, чтобы семья переживала новый позор огласки. Нет, если этого можно избежать.
– А этого м о ж н о избежать?
– Я так думаю, – прошептала миссис Баннермэн. – В семье, подобной нашей, многие вещи лучше сохранять в тайне. Это огромная ответственность. Которую мне пришлось нести долгие годы. На миг она умолкла, словно думая о прошлом. – Конечно, справедливость должна восторжествовать. И зло должно быть наказано, даже если нам придется сделать это самим, без помощи полиции и суда.
– Не уверена, что знаю, как это сделать.
– В данном случае, по-моему, вам нужно просто следовать намерениям Артура, – отрывисто сказала миссис Баннермэн.
Она накинула на плечи переливчатое пальто. В тусклой и тесной больничной палате оно выглядело неким великолепным средневековым костюмом из музейной экспозиции, напоминавшем о давно забытой эпохе роскоши и блеска.
– Это нелегкая задача. Вам было бы лучше, если бы вы отказались.
– Знаю. Но я не могу.
– Почему?
– Потому что я обещала Артуру,
– Он умер, – резко сказала миссис Баннермэн, так, словно смерть была проявлением слабости. – Вы же не думаете, что он будет ждать вас на том свете, дабы спросить вас, построили ли вы его дурацкий музей, или в каком состоянии бюджет Фонда?
– Нет, в это я не верю. Но обещание есть обещание.
Миссис Баннермэн открыла дверь.
– Что ж, тогда вам лучше немного отдохнуть. Надеюсь, завтра вы будете в состоянии покинуть больницу. Я пришлю за вами свою машину.
– Не уверена, что я хочу возвращаться в Кайаву. Не так скоро.
– Чепуха, – парировала миссис Баннермэн, стоя в дверном проеме. – Куда же вам еще возвращаться?
* * *
Роберт весь взмок, пока мысленно прокручивал ситуацию. Дела обернулись к худшему. Полный раздрай. Нужно проглотить пилюлю и смириться. Еще не все потеряно, убеждал он себя, хотя чувствовал в желудке странную пустоту – не столько от страха, сколько от дикой ярости на Рамиреса, преступившего свои инструкции. Он что, с ума сошел? По какой извращенной логике он пришел к выводу, что Роберт хочет, чтоб он совершил убийство?
Не оставалось ничего, кроме как сохранять хорошую мину при плохой игре, решил Роберт. Перевари это, и живи, чтобы завтра дать ответный бой – ничто не учит этому лучше политики. В конце концов, что может с д е л а т ь проклятая баба? Обратиться в полицию? Свидетелей не было. В нее стрелял неизвестный, возможно, браконьер, застигнутый врасплох, или беглый каторжник – в графстве Датчесс, которое славится бесчисленным количеством тюрем и лечебниц для опасных психопатов, всегда есть беглые каторжники. Он уходил поискать для нее машину, когда ей стало дурно, а когда вернулся, она исчезла. Слышал ли он выстрелы? Конечно, слышал. По ту сторону леса десять человек стреляли по фазанам. Нет причин, чтобы кто-нибудь связал с ним преступление Рамиреса, твердо сказал он себе.
Роберт припарковался возле больницы, вышел из машины и придал лицу выражение сочувствия. Он не остановился у конторки для посетителей – в конце концов, он был все равно, что владелец больницы. На втором этаже, в коридоре, он обнаружил Букера и Саймона, расхаживавших взад-вперед, как пара будущих отцов. Оба они, казалось, не были рады его видеть, но иного он и не ожидал. От Букера, решил он, придется избавиться. Он умен, но просто не понимает, что такое в е р н о с т ь, сказал себе Роберт, да и где ему понять? Нужно быть верным своему классу, а Букер к нему не принадлежит, не принадлежал с самого начала.