13 марта 1848 г. вечером черт явился забирать Меттерниха: революционная толпа публично жгла его портреты на венских улицах. Двадцатью часами позже Меттерних спасся бегством во Франкфурт. Здесь он положил в карман тысячу золотых флоринов, которые ему презентовал австрийский Ротшильд с помощью чека, выписанного на банкирский дом Ротшильдов во Франкфурте. А через несколько месяцев и в апартаменты Ротшильда в гостинице «Римский император» тоже вломилась разъяренная толпа, и Ротшильд также — на время — сбежал во Франкфурт.
Он был «абсолютным банкиром абсолютного канцлера», символом гнета династии Габсбургов. Ныне живущий потомок легендарного канцлера Меттерниха князь Меттерних каждый год посылает в Париж барону Эли Ротшильду ящик рейнского вина, а тот, в свою очередь, отвечает ему ящиком «Шато-Лаффит» из погребов известных всему миру виноградников. И путешествует не только вино. Западные журналы в рубрике «Общественная хроника» каждый год отмечают, что члены семей Ротшильда и Меттерниха посещают друг друга в их семейных замках.
В Германии, между тем, главой династии считали пятого из братьев — Амшеля. Он от имени всего клана обращался к правителям европейских стран за орденами и должностями консулов. Франкфуртский дом согласовывал всю международную стратегию династии. Не было ни одного капиталовложения на землях между Рейном и Дунаем, к которому не приложил бы руку Амшель Ротшильд. Сотни немецких заводов, железных дорог и шоссе в проектах родились сначала в комнатах франкфуртского дома Ротшильдов. А в саду этого дома уже давно был частым избранным гостем молодой пруссак. Ему впоследствии суждено было стать канцлером Германской империи — Отто фон Бисмарк. В 1851 году, когда Пруссия послала Бисмарка своим представителем на всегерманскую конференцию, Амшель стал казначеем «федерации германских государств», и это (как пишет один из его биографов Маркус Эли Раваж в книге «Пять человек из Франкфурта») означало в известном смысле, что он стал министром финансов позднее родившейся из «федерации» Германской империи.
Из Франкфурта направлялась и династическая «политика браков» клана Ротшильдов. Согласно «конституции династии», сыновья из этого династического дома должны были жениться на девицах из отдаленных ветвей тех же Ротшильдов, а девушки из клана должны были но возможности выходить замуж за аристократов. В Лондоне дочь Натана Ротшильда стала женой лорда Саутгемптона. Одна его племянница, тоже из дома французских Ротшильдов, — супругою графа Розберри. Позднее ее муж стал премьер-министром Британской империи. Девушка из дома неаполитанских Ротшильдов вышла замуж за герцога де Грамона, а ее сестра — за герцога Ваграмского.
Третий брачный закон дома Ротшильдов предписывал: все свадьбы должны были играться во франкфуртском доме. И аристократы, бравшие в жены девиц из дома Ротшильдов вынуждены были подчиняться этим для них неудобным правилам. Роскошные кареты не умещались на узких улочках еврейского гетто, и гости пешком плелись по булыжным улицам, а шлейфы дам мели пыльную мостовую. Этот закон оставался в силе вплоть до того самого времени, когда Амшель Ротшильд умер в возрасте 80 лет.
В том, что история дома Ротшильдов так переплелась с историей Европы в ее важнейших поворотах, огромную роль играло умение Ротшильдов быстро собирать информацию.
Первая мировая воина означала для Ротшильдов относительное падение их влияния в финансовом мире. Биографы династии считают, что основная экономико-политическая причина этого состоит-де в том, что после 1918 года всемирно-политическую роль завоевывают Соединенные Штаты Америки, а значит, и американские финансовые воротилы — промышленные магнаты и банкиры.
Во время первой мировой войны каждый из Ротшильдов поддерживая именно то правительство, где находился его «штаб». В этой всемирной бойне нового типа уже не было возможности координировать действия между различными домами Ротшильдов, а тем более, иметь курьерскую и шпионскую службы.
Развитию деятельности австрийского дома Ротшильдов, конечно, препятствовали распад австро-венгерской монархии и связанные с этим обстоятельства — теперь работал банк в маленькой Австрии, тогда как в 1914 г. венские Ротшильды были главенствующими банкирами могущественной великой державы.
И вновь в первую очередь все зависело от тесного сотрудничества Ротшильдов — в Англии, во Франции и Австрии — в сфере главным образом финансовых спекуляций. Лидером в этих маневрах был и остается влиятельный представитель французского дома Ротшильдов барон Эдуард Ротшильд, член правления Национального французского байка.
Теперь Ротшильды решили создать международный банковский синдикат — начиная от дела Луи Ротшильда с его венским банком «Кредитанштальт» до банкирского дома Морганов в Нью-Йорке. Международные валютные спекуляции приносили огромные прибыли всему клану Ротшильдов все время — вплоть до наступления всемирного кризиса 1929года. Особенно сильно он затронул положение австрийских Ротшильдов.
В 1930 году самый значительный в то время сельскохозяйственный кредитный банк Австрии «Боденкредитанштальт» оказался на грани краха, и австрийский канцлер лично отправился к Луи Ротшильду просить принять на свой баланс долги пошатнувшегося банка. Ротшильд внял просьбе канцлера, но в условиях всемирного промышленного спада эта спасательная акция настолько обременила сальдо приватного банка, что через год он и сам был вынужден прекратить платежи. Крах банка «Кредитанштальт» означал начало покатившейся теперь лавины великой экономической депрессии в Центральной Европе, (начавшейся еще в 1929 г.). Крах обошелся «Кредитанштальт» Ротшильдам в 30 млн золотых шиллингов, а австрийскому правительству, предоставившему банку субсидии, — по меньшей мере вдвое больше.
Но Луи Ротшильд и после краха банка оставался самым богатым человеком в Австрии. Венский банк его это крушение не потрясло. Ведь австрийская ветвь легендарной династии магнатов являлась крупнейшим помещиком Центральной Европы.
Опасности для них надвигались совсем с другой стороны. К западу от австрийской границы в эти годы все громче грохотали сапоги нацистских штурмовых отрядов. Было ясно, что и венских Ротшильдов ждут испытания. Не потому, что они — банкиры, но потому, что они — евреи.
Аппарат курьеров этой династии в делах семейных продолжал существовать, и банкирский дом французских Ротшильдов буквально за день до предстоящего «аншлюса» — присоединения к Германии Австрии, теперь уже маленькой страны, а не империи, — известил об этом Луи Ротшильда. Французские родичи советовали ему немедленно покинуть Австрию. Но барон был великим сибаритом и явился к самолету на венском аэродроме в сопровождении лакеев только на следующий день.
Он не успел сесть на самолет, вылетающий в Цюрих, — два нацистских охранника опознали его и отобрали и билет, и заграничный паспорт. Двумя днями позже эсэсовцы пришли во дворец барона Ротшильда и предложили «следовать за ними». Луи Ротшильд ответствовал эсэсовцам, что он с радостью последует за ними, но прежде хотел бы поужинать. Штурмовики, не очень-то привыкшие к такого рода пожеланиям, на сей раз, как видно, получили специальное указание. (Гитлер все-таки почитал финансовых тузов.)
«Гости» терпеливо стояли возле стола, накрытого белой дамасском скатертью, и ждали, пока три лакея подадут барону ужин, а затем он не спеша омоет ароматной водой пальцы холеных рук. Пока выкурит после еды привычную сигару и примет предписанные ему лекарства. Только после этого задержанный арестованный покинул свой дворец.
Луи Ротшильда привели к начальнику новой австрийской полиции — теперь ее возглавили нацисты. Здесь, как рассказывают биографы, между ними состоялся такой диалог: «Словом, Вы и есть Ротшильд? Ну, и насколько Вы богаты, если быть точным?»
Барон Луи на это ответил: «Прошло бы несколько дней, пока мои бухгалтеры на основании сводок всемирных фондовых бирж и складов сырья смогли бы определить истинные размеры моего состояния». «Ну хорошо, — сказал начальник полиции, — тогда скажите мне хотя бы, какова стоимость вашего венского дворца вместе с коллекцией сокровищ искусства?» На это Ротшильд отвечал так: «А сколько стоит венский собор Святого Стефана?»