Майк нетерпеливо провел рукой по волосам.
– Но, пока вы не отыскали наследника, фактически у вас нет клиента, сэр? – сказал он примирительно. – Вы только что сказали, что я неплохо умею работать. Как знать, может, так будет и в вашем случае – с Поппи Мэллори. В конце концов, можете считать, что я ваш человек непосредственно на месте событий – я как раз в Санта-Барбаре, откуда все началось. Мы можем помочь друг другу. Я разберусь в деле Поппи Мэллори – для вас, и найду наследника или наследницу. Я напишу книгу. Если я не справлюсь с этим или наследник сам объявится без всякой таинственности, тогда книги, разумеется, не будет. Что вы на это скажете?
– Ну что ж… – в голосе Либера Майк уловил нотку осторожности и нахмурился. Неожиданно он почувствовал, что хочет знать все об этом деле. Он хотел узнать как можно больше о Поппи Мэллори, ее привычках и вкусах. Инстинкт журналиста говорил ему, что здесь скрывается что-то более важное, чем просто пропавший наследник. В этой женщине, должно быть, было что-то особенное, необыкновенное.
– Могу вам сказать, что наследство Мэллори оценивается… – заговорил наконец Либер. – Да, оценивается… приблизительно в пять, шесть сотен…
– Тысяч?
– О! Миллионов, дорогой мой, миллионов. Может, даже больше. Это мы узнаем, когда окончательно все выясним.
Майк слегка присвистнул.
– Тогда, как я догадываюсь, вам предстоит нелегкий бой. Вам придется иметь дело почти с каждым, кто прочтет это объявление и захочет легкой быстрой удачи.
Либер тяжело вздохнул.
– Да, это создает проблему, без сомнения, но мы все же надеемся застать дочь мадам Мэллори в живых. «Мадам» – это юридическое наименование. Как нам известно, Поппи Мэллори никогда не была замужем.
– О'кей, – сказал Майк. – А если наследница мертва? Кто же тогда получит миллионы?
– В самом деле, кто? – ответил Либер, посмеиваясь. – Может, и получит кто-нибудь.
Наступила короткая пауза. Потом Либер заговорил снова.
– Я доверяю вам, мистер Престон, потому что вижу, что вы хотите помочь. Я ценю наше сотрудничество, хотя оно так необычно. Но и сам случай необычен. Это дело всплыло на поверхность в связи с вопросом о праве на владение участком земли и недвижимостью в Беверли Хиллз. Поппи умерла в своем доме, на вилле Кастеллетто, вблизи Вероны в Италии. Она жила в одиночестве многие годы, никого не принимала, у нее не было ни единого друга. Кроме этого, никто в тех краях совершенно ничего не помнит о ней. Впервые наша фирма узнала о Поппи от калифорнийских адвокатов – их клиенты хотели получить в собственность недвижимость в Беверли Хиллз, ранее принадлежавшую ей. Делом Поппи занимался местный юрист. Он был старым человеком и довольно безответственным. Дело тянулось, затем юрист неожиданно умер, и дело передали другому лицу. Преемник старого юриста вскоре перебрался в Милан, забрав все дела с собой. В 1968 году миланский офис практически слился с нашим. Когда встал вопрос о праве на владение недвижимостью, мы стали рыться в архивах и наткнулись на это завещание и на загадку. Мы можем только приблизительно предположить, кто мог бы быть наследником или наследниками Поппи. Вот почему мы и оказались в подобном положении. Мы должны установить истинного наследника.
– Итак, – заключил он коротко, – Поппи остается для нас загадкой.
– Я догадываюсь, что вы поместили объявление по всему миру, – быстро проговорил Майк. – Не могли бы вы мне сказать, какие это вызвало отклики?
Либер засмеялся.
– Скажу вам просто, что вы – не первый из позвонивших нам.
– Благодарю вас, мистер Либер. – Майк уже просмотрел телефонный справочник и не обнаружил никого по фамилии Мэллори. – Я рад нашему сотрудничеству. Как вы полагаете – нельзя было бы мне получать по факсу список всех претендентов по мере поступления их заявок? Клянусь вам, я буду охранять тайну, как зеницу ока, – добавил он шутливо.
Когда он положил трубку, он уже знал, что предпримет сейчас.
ГЛАВА 2
Старый попугай нахохлился от влажного пронизывающего ветра, дувшего с венецианского Гранд Канала. За минуту перед тем он летал вдоль украшенных лепниной стен и ажурных оконных проемов палаццо Ринарди, взмывая к высокому потолку и карабкаясь по расшитым серебром поблекшим занавесям, которые стали такими хрупкими от времени, что, казалось, могли рассыпаться в прах. Оперение птицы было единственным цветным пятном в бывшей когда-то роскошной и яркой спальне, но этим утром даже ее экзотический наряд потускнел в ноябрьском венецианском сумеречном свете.
Попугай лениво вытянул лапку из-под перьев, и изумрудное и бриллиантовое кольца, поймав лучик света, блеснули разноцветными искорками. Поппи заказала эти кольца у Балгари, велев ювелирам вставить только лучшие драгоценные камни, и вот уже более восьмидесяти лет ее любимец носил это чудо ювелирного искусства на своих лапках. Жердочка на высокой подставке была сделана из массивного золота, поцарапанного острыми когтями попугая. На каждом конце жердочки было по набалдашнику размером с теннисный мяч, украшенному превосходными драгоценными камнями. Огромная золотая клетка, похожая на волшебный дворец из сказок Шахерезады, стояла на столе в углу комнаты. Изгибы и арки этого дворца в миниатюре носили следы многолетнего пребывания здесь неспокойной птицы. Но в нынешние времена попугай чаще всего сидел на своей жердочке, посматривая по сторонам и дожидаясь, когда проснется Ария, как когда-то он дожидался пробуждения Поппи.
Тихие шаркающие шаги послышались вдалеке из мраморного коридора. Попугай встряхнул головой и увидел, как повернулась дверная ручка и вошла Фьяметта, неся расписной столик семнадцатого века, на котором лежал поднос с завтраком. Усталые полузакрытые глаза птицы наблюдали, как пожилая женщина раздвинула белоснежные полузадернутые занавески кровати, и резные столбики вспыхнули неожиданным буйством красок, добавив праздничности убранству из цветов и шпалер, которым было более двух веков.
– Ария, – позвала она, слегка потряся девушку за плечо. – Проснись!
Ее голос звучал сегодня по-иному: он был взволнованным, и попугай потерся клювом о золотое кольцо и расправил крылья.
– Уходи, Фьяметта, – ответил сонный голос Арии. – Я не хочу просыпаться.
– Но уже пора вставать, сегодня твой день рождения! – голос пожилой женщины дрожал от радостного возбуждения, когда Ария беспокойно потянулась.
– Именно поэтому я и не хочу просыпаться, – пробормотала Ария в подушку. – Пожалуйста, уйди и дай мне поспать.
– Хорошенькие слова я слышу! – Фьяметта задернула назад занавески.
– Мне холодно, – простонала Ария, натягивая одеяло на плечи. – Ах, прошу тебя, уходи, Фьяметта, и оставь меня одну с моим горем.
Пожилая женщина смотрела на нее со смесью нежности и жалости. Она не переставала удивляться красоте Арии, в особенности потому, что ребенком ее нельзя было назвать даже хорошенькой. Ее необыкновенная худоба в сочетании с большими голубыми глазами и густой бахромой длинных загибающихся ресниц, которые бросали тень на ее маленькое личико, придавали ей вид беспризорника, которого плохо кормили. Много раз сердце Фьяметты замирало, когда она видела, как ее питомица карабкается по деревьям с ловкостью обезьянки или лазает по скалистым уступам, окружающим бурную речушку, пересекавшую парк в окрестностях вилла д'Оро. Но хрупкость Арии была обманчивой. Она была сильной, как бык, думала Фьяметта с гордостью, и грациозной и легкой, как газель. Были такие, которые сравнивали внешность Арии с молодой Одри Хепберн, другие же спорили с ними и говорили, что она обладает красотой Грэйс Кэлли. Пусть себе, думала Фьяметта. Она-то знала, что Ария была не похожа ни на кого – только на саму себя. Она была неповторимой.
Фьяметта заботливо поправила подушки под спиной Арии, когда девушка наконец села в постели.
– Вот так-то лучше, – сказала Фьяметта, когда Ария обняла ее худыми руками за шею и поцеловала с любовью в обе щеки.