Шофер открыл перед Викторией дверцу машину, и она, закутавшись в манто, прошла к входной двери. Ее встретила служанка Хеорхина, молоденькая девушка нет шестнадцати, которую они наняли совсем недавно. Увидев Викторию, она расплылась в улыбке, но та заметила, что за секунду до этого лицо девушки казалось невеселым и даже печальным и встревоженным.
— Добрый вечер, донья Виктория, — обрадовалась она.
— Хеорхина, милая, когда ты называешь меня «донья Виктория», мне кажется, что я уже превратилась в настоящую старую каргу. «Донья Виктория» должна кутаться в мантилью, сидеть перед телевизором с вязаньем в руках и брюзжать.
— Нет, ну что вы, до… Виктория, как-то язык сам поворачивается, да и сеньору Герреро, наверно, не понравится, если я буду называть вас просто по имени, как будто вы такая же, как и я.
— Чем же я не такая? — вдруг серьезно спросила Виктория, остановившись в дверях, ведущих в полутемную гостиную.
— Вы богатая сеньора, а я простая бедная девушка, — ответила Хеорхина удивленно, как будто это было понятно и без слов.
— До замужества я вовсе не была богатой, — ответила Виктория. — Семья моя в Бильбао жила совсем бедно, и отец рано умер, а у меня еще младшие сестры были. Я приехала сюда и устроилась танцевать в кабаре. Сама зарабатывала на жизнь, да еще и домой матери посылала. Выходила замуж я не такой уж и юной, мне было под тридцать.
Хеорхина слушала восхищенно, ей и не приходило в голову, что ее респектабельная госпожа в молодости танцевала на сцене. На работу ее нанимал хозяин, а Умберто, разумеется, не считал нужным сообщать прислуге об артистическом прошлом своей супруги.
— Ну что вы… Виктория, вы еще такая молодая, красивая… — с восхищением смотря на хозяйку, ответила Хеорхина.
Виктория поднялась к себе и первым делом подошла к большому зеркалу на стене. Из зеркала на нее смотрела уже не такая молодая, но еще весьма интересная женщина с каким-то грустным, даже потерянным лицом. И Виктория вдруг поняла, что не желает ни минуты больше оставаться в этом доме. И зачем она только согласилась уйти из кабаре «Габриэла»? Счастливая Бегония, как она воркует со своим Альфредо в их крошечном домишке на берегу океана. Может быть, принять приглашение и отправиться на пару недель в Веракрус?
Внезапно в дверь постучали.
— Кто там? — спросила Виктория.
— Это я, дорогая, — раздался голос Умберто. — Ты уже вернулась?
Никогда раньше голос мужа не казался Виктории таким неприятным… Она осознала, что больше всего ей хочется, чтобы он оставил ее в покое.
— Да, дорогой, — ответила Виктория, стараясь разыграть утомление. — Что-то я устала.
Когда Умберто вошел в комнату жены, она, закрыв глаза, откинулась в кресле.
— Действительно, дорогая, ты выглядишь неважно, — холодно констатировал муж. — Мне кажется, тебе не стоило ездить сегодня в гости.
— Да я и так в последнее время почти нигде не бываю, — вспыхнула Виктория. — И мне хотелось навестить Марианну Сальватьерра.
Умберто поморщился. С того момента, как Марисабель ответила отказом на его предложение, он затаил в душе неприязнь к этой семье. Само имя Сальватьерра напоминало ему о его неудачном ухаживании, а вспоминать о поражениях господин Герреро очень не любил.
— Не люблю я эту семейку, — сказал он вслух. — Луис Альберто такой заносчивый и высокомерный. И жена ему под стать.
— Как ты можешь говорить такое о Марианне? — возмутилась Виктория. — Более отзывчивой и великодушной женщины я не встречала. Она любому рада помочь.
— Чтобы потом припоминать о своих благодеяниях, — холодно отозвался Умберто. — Разве ты не видишь, что они относятся к тебе свысока? Они рады вставить в разговоре, что знают тебя с тех пор, как ты была танцовщицей в кабаре.
Виктория широко раскрытыми глазами уставилась на мужа.
— Умберто, что я слышу? Ты стыдишься моей прежней профессии? Не ты ли просиживал в «Габриэле» вечер за вечером и хлопал так, что отбивал ладоши? Не ты ли восхищался мной и уверял меня, что всю жизнь мечтал полюбить артистку?