– Очень добрые, ты сама увидишь. Вот и моя жена. Познакомься с доньей Еленой.
– Это та девушка, Елена, которую рекомендовал нам падре Адриан.
– Иди сюда ко мне, девочка, присядь. Нет, нет не надо, – передумала вдруг донья Елена разглядев растрепанную, неумытую, в несвежем платье Марианну.
– Я хочу, – дон Альберто без улыбки поглядел на – жену, – чтобы с сегодняшнего дня она стала тебе второй матерью.
– Второй матерью? – голос Марианны задрожал. – Нет уж, не надо, хватит того, что у меня осталось на ранчо. Вторая мать!..
– Ну, хорошо, хорошо! Мы просто будем добрыми друзьями, – примирительно сказала донья Елена. – А теперь, я думаю, тебе надо привести себя в порядок! Мария! – обратилась она к вошедшей старшей горничной. – Выброси одежду девушки и дай ей то, что мы приготовили.
– Нет, нет! – запротестовала Марианна, чуть не плача. – Вы дадите мне платье для прислуги, а это мое, мое платье! Если я захочу уйти, вы отберете у меня свою одежду?
– Мария! – донья Елена устало вздохнула. – Отведи эту девушку в комнату, которую ей приготовили утром. Пусть примет ванну и переоденется в другое платье.
– Да, сеньора. Идем, Марианна!
– Слушай, я уже мылась сегодня. – Марианна отмахнулась от горничной.
– Это неважно, ванна не помешает. Уверяю тебя!
– Вы хотите, чтоб я простудилась? Конечно, кашлять не вы будете.
– Проводи ее, Мария, пусть сама решит мыться ей или нет.
Едва удалились Марианна с Марией, как донья Елена не выдержала.
– Альберто, кого ты привел в наш дом? Кого?! Словно не слыша обращенных к нему слов, сеньор Сальватьерра поинтересовался, готов ли обед и, если готов, то он не прочь перекусить: день выдался хлопотный, и он проголодался.
Марианна сосчитала, пока шла, ступеньки на лестнице, ведущей наверх, остановилась у портрета молодого рыжеватого франта. Мария между тем открыла одну из дверей верхнего этажа.
– Вот твоя комната. Если будешь стараться, всему быстро научишься. Будешь убирать в доме, мыть посуду на кухне. Чтобы прислуживать, много ума не надо. Слуги едят то же, что и сеньоры. Раз в неделю нам дают выходной. Платят вовремя, хотя не думаю, что ты много заработаешь.
– Хватит и того, что будут кормить и одевать, – недовольно буркнула Марианна.
– Ты сейчас так говоришь, потому что ничего не умеешь делать.
– Как это ничего, рук у меня что ли нет?
– Есть. А что ты ими умеешь делать? Грязь с ног и то смыть не можешь.
– Ноги у меня чистые.
– Надо вымыться, как следует, одеться в новое платье!
– Я же сказала, что мылась совсем недавно. А если опять намочусь, могу заболеть.
– Ну, как ты с такими грязными ногами появишься перед хозяйкой? Это же неприлично. Ты хочешь, чтоб я получила замечание? В ванной есть мыло и мочалка. Хочешь, добавь себе немного шампуня. Ты же видишь, в какой ты дом попала, надо вести себя соответственно. Для твоей же пользы.
После недолгого раздумья Марианна все же решила заглянуть в ванную и послушаться Марию: женщина почему-то сразу внушила ей доверие, несмотря на то, что была требовательна, говорила низким, чуть ломающимся голосом, и носила строгую униформу, в какую был одет, заметила Марианна, и шофер Максиме Марианну отвели в ее комнату. Девушке все тут было внове – и чистота, и удобная широкая кровать, покрытая необыкновенной расцветки тканью, и пейзаж на стене у изголовья. А какой туалетный столик! – Марианна видела похожий у мачехи Ирмы.
– Ты успокоилась? – Оставшись наедине с женой, спросил дон Альберто. – Вот и хорошо. Только без церемоний и по возможности – никаких приказов Марианне.
– Да, но она должна понимать, что мы для нее сделали. С таким характером, как у нее, если сразу не поставить на место, не представляю, что будет.
– Об этом не беспокойся! Она должна осмотреться и привыкнуть к нашему дому. Пытайся заняться ее воспитанием. Попозже, может быть, мы отправим ее в школу.
– В какую школу? Если она станет учиться, то ничего уже не будет делать по хозяйству.
– А кто тебе сказал, что мы используем ее в роли служанки?
– Альберто, Альберто, я не понимаю тебя! Для чего ты взял ее в дом?
– Для чего? Ты еще не поняла? Потому что мне надоело смотреть на ваши вечно постные физиономии. Я хочу, чтобы дом ожил, чтобы в нем зазвучали веселые голоса, искренние речи. Чтобы никто не таил своих истинных чувств…
– То есть, грубых, несдержанных, вульгарных, беспардонных? Так, Альберто? Знаю, ты сам этого долго не выдержишь, взорвешься. Нет – не выдержишь манер этой деревенской девушки, потому что привык к спокойной обстановке. Ты в последнее время встревожен, я вижу. И я догадываюсь, почему: тебя беспокоит близкий приезд нашего бедного сына. Ведь так?