Из этого сбивчивого рассказа Марианна поняла, что Бето добрый, заботливый, с малолетства помогает матери, а в последнее время, когда у Чоли стали болеть ноги, работает с утра до вечера, чтобы прокормить их обоих.
И все же Марианна задала тот вопрос, ответ на который был нужен не столько для нее, сколько для адвоката:
– Скажите, не обижайтесь только, не было случая, чтобы Бето что-нибудь украл?
Чоли замахала руками:
– Упаси боже, сеньора! Чтоб мой Бето взял чужое?!
Да он чистый, как стеклышко! Если не верите, спросите в нашем квартале – вам всякий скажет.
– Ну что вы, я верю вам. Да, трудно вам пришлось. Он ведь поздний ребенок.
Чоли посмотрела на Марианну. Эта женщина, такая добрая, такая красивая, действительно казалась ей чуть ли не спустившимся с неба ангелом. А уж ангелу-то довериться можно. И она сказала:
– Сеньора, я вам открою мою тайну… Только вы, ради всего святого, – никому… Заметили, небось, Бето не похож на меня. Кожа у него светлая, личико нежное. А я темная, во мне индейская кровь… Так вот, не родной он мне…
– Как не родной?
– Не я его родила, потому и говорю – не родной. А вообще-то роднее родного. Ему ведь и месяца не было, когда он ко мне попал… Его мать, настоящая-то, такое сделала!
– Что же она сделала?
– Подарила мне младенца, словно собачонку какую-нибудь.
У Марианны все поплыло перед глазами. Больничная палата куда-то исчезла… Парк… Скамейка… И… неужели это она говорит?.. Хотите, подарю… подарю… подарю сына… Она начала падать куда-то во тьму, и падению не было конца.
– Сеньора, что с вами? Сестра, сестра! Скорее сюда, скорее! – Чоли со страхом смотрела на распростертую на полу Марианну.
На ее крик прибежали Верхиния и Рамона. Они помогли Марианне подняться, но она была так слаба, что пришлось ее уложить на свободную кровать.
– У сеньоры обморок, – сказала медсестра. – Ничего, это скоро пройдет. Уже проходит. Сейчас я принесу лекарство.
Марианна открыла глаза. Рамона уговаривала ее вернуться домой – день сегодня был очень напряженный, к тому же она с утра ничего не ела.
– Не беспокойся, Рамона, со мной уже все в порядке. А поесть, пожалуй, принеси, тут рядом кафе. Возьми бутерброд или пирожное. Пока будешь ходить, я еще немного побеседую с доньей Чоли.
Когда они остались вдвоем, Чоли рассказала, как у нее очутился Бето. История, которую Марианна знала наизусть… Однако она узнала и нечто новое: эта женщина, в ту пору уже не слишком молодая, жившая на жалкие гроши, не бросила чужого ребенка, не отдала в приют, а вырастила как родного сына.
На вопрос Марианны, что она знает о матери Бето, Чоли ответила:
– Да ничего не знаю. Помню, что молоденькая совсем. Сейчас ей, наверное, столько лет, сколько вам. Странная какая-то. Оставила ребенка, ушла поесть, вроде бы, да так и не вернулась. Нет, ничего не рассказывала. Сказала только, что сына зовут Альберто… Что с вами, сеньора? Вы плачете?
– Ничего, ничего… Я когда-то, в те же годы, потеряла сына… Вы теперь ни о чем не беспокойтесь, я позабочусь и о вас, и о Бето.
Когда Марианна уже собралась уходить, Чоли попросила, чтобы она ничего не говорила Бето, – мальчик ведь не знает, что он приемыш.
…Дома царила тишина. Марисабель была на занятиях. Луис Альберто еще не вернулся из конторы. Отослав Рамону – иди, отдохни, ты намаялась за сегодняшний день, Марианна осталась одна в гостиной. Подошла к окну – тому, через которое Бето попал в их дом. У нее возникло странное чувство: быть может, окно волшебное? Как в сказке, рассказанной ей когда-то в детстве отцом: распахнешь окошко, и счастье само войдет в дом, надо только знать, какое из окон волшебное… Долгих семнадцать лет искала она это окно. И наконец распахнула своими руками. Вновь обретенный сын… Господи, как хочется поделиться с кем-нибудь этим счастьем! Сейчас, немедленно! С кем же? Конечно, с Рамоной.
Глава 20
У счастья много обличий. Видно, столько же, сколько людей на земном шаре. Однако для определенной части человечества символом счастья является купюра – новенькая или засаленная, не имеет значения – с внушительным шестизначным числом. Красотка Сара принадлежала к этой категории.
Выманив у Луиса Альберто кругленькую сумму, она почувствовала себя счастливой. Наконец-то можно купить то, что необходимо ей как воздух – любовь Хуана Мануэля. А если говорить точнее, его самого со всеми потрохами. Что влекло ее к этому сутенеру, выпивохе, картежнику, сказать трудно. Скорее всего, некие скрытые от посторонних глаз и пришедшиеся ей по вкусу достоинства.
Тщательно продумав туалет – все находящееся ниже пояса в меру обтянуто, все находящееся выше оного обнажено чуть более принятой нормы, – Сара отправилась в известный ей кабачок. В этом не слишком роскошном заведении Хуан Мануэль, по его словам, музицировал, а попросту говоря, бренчал на пианино за ежевечернюю выпивку. Порой, вспоминая о своем музыкальном образовании, он на полузвуке обрывал очередной шлягер, возводил очи к небесам, то бишь к засиженному мухами потолку, и извлекал из расстроенного инструмента Шопена. Впрочем, этого никто не замечал.