Мертвую тишину прервала трель звонка мобильного телефона, прицепленного к широкому кожаному поясу Дана. Не меняя позу и не отводя взгляда, он поднес телефон к уху:
— Да…
В динамике послышался взволнованный визгливый голос Вольных:
— Ты чем, твою мать, занимаешься?!
— Работаю, — промычал Дан.
— У Сурова возникли проблемы… Срочно нейтрализуй Смеяна!
— Этим и занимаюсь. Возникают интересные эпизоды…
— Мой приказ — срочно нейтрализовать! Понял?!
— Так точно, — рявкнул Дан и в сердцах бросил телефон на железный стол, отчего аппарат разлетелся на множество кусков.
Последовавшее за этим гробовое молчание нарушил Цунами, предложив почти сочувственно:
— Давай закурим.
Дан пыхнул сигарой, откинулся в кресле, прикрыл глаза.
— Пожалуй, придется тебя отпустить. Даю сутки на разборку со Смеяном. Перед тем как вышибить из него мозги, выясни, откуда он узнал, кто похитил Петелина, и кто его вывел на особняк.
— Не учи, сам знаю.
— Смотри, дружище, иначе сам станешь крайним. Жду завтра вечером в твоем излюбленном месте — «Пекине». В восемь ноль — ноль.
— Мало времени.
— Больше не получается. И не вздумай нарушить договор. Не с братками имеешь дело. Я тебя на краю света найду.
Затушив сигару о стол, Дан нажал на кнопку звонка и, не простившись, исчез за приоткрывшейся в стене дверью.
Глава 32
Цунами так и не узнал, благодаря чему был обязан своим внезапным освобождением. А произошло следующее. После того, как агентам Смеяна удалось отследить сходку в Измайловском парке, на стол полковника легла магнитофонная запись всех разговоров, состоявшихся между участниками импровизированного пикника. Прослушав их, Смеян чуть не выронил дымящуюся трубку изо рта. Наконец — то все нити заговора оказались у него в руках. Полковник торжествовал. У него появились реальные доказательства, подтверждавшие его логические умозаключения. Теперь старухе придется признать его огромный криминалистический опыт и больше не вмешиваться в ход расследования. Но прежде всего нужно было предотвратить поездку Киры и Сурова в Амстердам.
Смеян задумчиво постучал мундштуком трубки о верхние, пожелтевшие от курения зубы. Он всегда с недоверием относился к Кире и радовался, как желторотый опер, тому, что эти подозрения оправдались. Смущало лишь то, что нити заговора вели к руководству банка. Это косвенным образом бросало на него, как на руководителя службы безопасности, тень. Заговорщики действовали под самым его носом, а он не смог их вовремя выявить. Следовательно, убийство Артема целиком и полностью было на его совести. От такого признания на душе у полковника заскребли кошки. Можно было оправдывать себя тем, что Ар — тем не позволял вмешиваться во взаимоотношения со своими сотрудниками. Устанавливал с ними доверительные отношения, верил на слово, никогда не соглашался на внедрение систем прослушивания телефонных разговоров и проверки контактов служащих банка.
Артем был из первой волны банкиров. В нем еще не было приземленности бездушных олигархов, которых теперь поливали грязью по всем телевизионным каналам. Ему был свойственен романтизм первооткрывателя. Он считал людей, окружавших его, не служащими и подчиненными, а соратниками. Артем был убежден, что участвует в создании нового цивилизованного общества, и стремился стать одним из его финансовых столпов. Все предупреждения Смеяна о необходимости укреплять личную безопасность пропускал мимо ушей, полагая, что занимает слишком высокое государственно значимое положение, недосягаемое для возникающих вокруг криминальных разборок.
Жизнь опровергла его заблуждения. Он оказался одним из последних романтиков переходного периода. Сколько раз Смеян советовал Артему перейти на работу в правительство, чтобы обезопасить свой бизнес! Но банкир считал, что не он должен служить чиновникам, а они таким, как он. То, что ему помогал вице — премьер Суховей, долгое время поддерживало эту иллюзию. Возможно, поэтому Смеян и проморгал заговор…
Сама судьба давала ему шанс отомстить. Связываться с Суровым было чрезвычайно опасно, особенно после освобождения Петелина. Смеян понимал, что просто так Вольных не проглотит нанесенное его ведомству оскорбление. Поэтому предстояло действовать через Киру. В отношениях со слабым полом он привык действовать нагло и решительно. Но Кира терялась от столкновения с хамством. Ее надменность и самоуверенность моментально улетучивались. Оставалось лишь беспомощное выражение подернутых слезами огромных глаз и полнейший отказ от каких — либо действий. Она впадала в тупое упрямство, вывести из которого ее было чрезвычайно трудно.
Учитывая эту особенность характера, Смеян решил заманить ее в ловушку. За помощью он обратился к близкой подруге Киры — Майе, вдове известного кинорежиссера Зарубина. Та, обладая немыслимой тягой ко всяческим интригам, откликнулась немедленно.
— Нет, если вы утверждаете, что Кире грозит опасность, — тягуче, словно смакуя начало интриги, согласилась она, — то я, разумеется, помогу. Суров?! Он же испортил ей первую половину жизни, зачем же превращать в ад вторую? Хотя я к нему отношусь хорошо и считаю, что Кире не следовало его бросать, но ведь она и Артема бросила, значит, все дело в ней. Женская душа — совершенно неизведанна и неисчерпаема, как атом… Впрочем, вам, полковник, это не понять. Для вас намного важнее, какого цвета на женщине трусики, чем то, что у нее на сердце…
Смеян стоически выслушал этот монолог давно не игравшей актрисы и со вздохом польстил:
— До чего же ты умна, Майя.
— Да нет, просто вы — глупы.
— Тогда возьми на себя заботу о Кире.
— Нигде без Майи не обходится. Ладно. Завтра День поминания моего мужа, между прочим, выдающегося кинорежиссера… На кладбище не поеду — слишком холодно, — а помянуть необходимо. Надеюсь, Кира мне не откажет.
— Где это состоится?
— Дай подумать… У Грача на «Аэропорте».
— Спасибо, Майя. Как обо всем договоришься, сразу перезвони мне.
— С кем только не спутаешься ради подруги, — горько посетовала Майя и положила трубку.
Самолет авиакомпании «Айр Франс» вылетал в Амстердам в восемнадцать сорок. Суров, зная привычку Киры всюду опаздывать, решил заехать за ней за ранее. Каково же было его удивление, когда он обнаружил ее в траурном облачении.
— Это произведет впечатление на голландских адвокатов, — сощурившись, одобрительно оценил он.
— При чем тут твои долбаные адвокаты! Я должна на полчаса заехать к Сергею. Сегодня годовщина смерти Зарубина.
— Какие к черту поминки?! У нас же самолет!
— Я не могу отказать Майе. Зарубин очень любил меня. Ценил. И даже снимал в эпизодах.
— Помню. Особенно тебе удалась роль стервы.
— Он мог бы сделать из меня настоящую актрису. Но я, дура, поехала с тобой в Париж!
— А сейчас, как умная, летишь в Амстердам. Поэтому никаких поминок.
Не обращая внимания на слова бывшего мужа, Кира надела шубу, набросила на плечи черную шаль, закурила и толкнула ногой дорожную сумку:
— Если мы будем спорить, то обязательно опоздаем. Все равно завозить Мальчика. Не останется же он один дома. А чтобы ты не ныл, познакомлю тебя с человеком, который сообщил мне, где скрывали Петелина.
— Он тоже будет у Грача?
— Не он, а она.
Суров бросил взгляд на настенные часы, подсчитывая, хватит ли им времени. До начала регистрации было около двух часов, но свои коррективы должна была внести пробка на Ленинградском шоссе. Желание узнать источник информации взяло верх. Суров, молча подхватив сумку, подождал, пока Кира вытащила из шкафа заспанного Мальчика, и быстрым шагом направился к лифту.
Сели в поджидавшую их «Волгу». Водитель, молодой парень в кожаной куртке, спросил:
— В Шереметьево, Алексей Гаврилович?