— Надеюсь, интерес к Бакли заменит ей пристрастие к нарядам в духе варьете.
Брук рассмеялась вслед за ним.
— Должно быть, ты сожалеешь, что приходится расставаться с прежней жизнью? — высказал предположение Дэнни Финн.
— С прежней жизнью? Прежняя жизнь от меня никуда не денется ближайшие десять-двенадцать лет. Потому что моя жизнь — это дети, родительские собрания, доктора и снова дети, — заверила его Брук.
— Ты так и собираешься носить это обручальное кольцо? — неожиданно поинтересовался он.
Брук посмотрела на кольцо, которое на ее безымянный палец надел Кэлвин Финдли в памятный день их бракосочетания и которое за все годы брака она ни разу не снимала.
— Ты никогда не думала, что в личном плане у тебя что-то может перемениться? — Настаивал на своем вопросе Дэнни.
— Полагаю, еще не настало время задаваться этим вопросом, Дэнни. Во всяком случае, я для этого не вижу никаких причин, — неохотно проговорила женщина, нe глядя на собеседника.
— Скучаешь без Кэла? — мягким шепотом поинтересовался Дэнни.
— Временами — как безумная. Даже странно, учитывая, что мы уже долгое время пребывали в негласном разрыве... Просто сейчас я острее чувствую, что он никогда не вернется домой. Что, если я даже захочу быть с ним, теперь это невозможно.
— Если захочешь? Значит ли это, что такого желания давно не было? — заглянул ей в лицо Дэнни.
— Когда так устаешь от неверности, желание прощать пропадает... Ты осуждаешь меня?
— Нисколько, — покачал головой Дэнни. — Знаешь, когда среди ночи раздался телефонный звонок, я, еще не подняв трубку, знал наверняка, что с Кэлом опять что-то стряслось. Он был моим другом, и я всегда готов был ему помочь, и если не его постоянные звонки о помощи, то он еще стремительнее отдалялся бы от людей, которые искренне любили его и желали ему добра... Однако в ту ночь ему уже никто ничем не сумел бы помочь.
— Да, — слабо проговорила Брук. — Вы были очень близки. Не уверена, что была ему столь же дорога, как ты, Дэнни... Если у тебя есть потребность говорить об этом, не смущайся, — предложила она.
— На сегодня достаточно, — усмехнулся Дэнни.
— Ты прав. Пора спать. Я очень устала, — кивнула Брук. — Ты собираешься ложиться?
— Нет, — отрицательно повел головой Финч. — Я еще поработаю.
— С тобой все в порядке? — уточнила Брук, внимательно вглядываясь в его лицо.
— Да. Почему ты спрашиваешь? — улыбнулся Дэнни. — Я очень рад, что ты согласилась переехать сюда с детьми. Думаю, им здесь понравится.
— Мне тоже, — добавила Брук.
Дойдя до двери, она остановилась, вновь посмотрела на Дэнни и проговорила:
— Мне известно, что ты никогда особенно не благоволил ко мне, и поэтому то, что ты делаешь сейчас, вдвойне ценно. Хочу, чтобы ты знал: я тебя очень уважаю, Финч, за твое благородство.
Сказав это, она поспешила покинуть его кабинет.
На следующее утро Брук полусонной походкой спустилась в кухню в очаровательной винни-пуховой пижамке — с изображением героев знаменитого мультика. Волосы на ее голове, вздыбленные сном, напоминали гнездо лесной птицы.
Брук вошла в кухню, сладко позевывая. Она по-настоящему выспалась впервые за последние несколько месяцев.
Дети еще крепко спали, и, не тратя времени, Брук решила приготовить для всех завтрак, оттого и позволила себе появиться в столь небрежном виде в чужой кухне, хозяин которой уже при полном параде сидел за круглым столом и потягивал кофе.
Брук сонно кивнула ему и походкой лунатика добрела до холодильника. Достала и налила себе стакан сока и ватным голосом проговорила:
— Да! Вот такое я страшилище, когда выползаю по утрам из постели!
Сказано это было чуть ли не с гордостью.
— Я-бы не рискнул утверждать, что ты страшилище, просто виду тебя несколько всклокоченный. Чему, конечно же, есть свое объяснение, — вежливо проговорил Дэнни и развернул газету.
— Ты настоящий дипломат, Финч, — отозвалась Брук и села прямо напротив него. — Это у меня особенность такая, с детства. Пока я не выпью мой сок, мой кофе, не съем парочку галет, у меня даже нет сил умыться, переодеться, причесаться. Ничего не могу с собой поделать. Полчаса на раскачку — это как минимум, — объяснила полусонная женщина.
— Понимаю, — пробормотал Дэнни и вновь спрятался за газетой.
— Лили всегда с утра как заведенная. Только глаза откроет, начинается беготня, стрекот, игры. А Бью — этот наоборот, хмурый ворчун, как склочный старикашка. Все ему не так, не то.
— Вот, значит, как! — тоном безразличия отозвался Дэнни, с громким хрустом перевертывая страницу газеты.