Увидела она Илью, вышла старому казаку навстречу, ласковое слово ему промолвила, взяла его за руки белые, ввела в царскую гридню, просит хлеба-соли у ней откушать, а слугам приказала Ильеву бурушке засыпать пшеницы белояровой.
Попировал Илья, отведал зелена вина, яств сахарных, кланяется прекрасной королевне, благодарит за хлеб, за соль.
Говорит ему королевна:
— Наверно, устал ты с дороги, славный богатырь, не хочешь ли пойти прилечь, отдохнуть от длинного пути?
Привела королевна Илью в богатый покой, указала ему для отдыха кровать пуховую.
Посмотрел Илья недоверчиво на высокую кровать и не захотел лечь отдыхать, а взял королевну за руки и опустил ее что было силы на кровать пуховую; перевернулась под царевной кровать, провалилась красавица в глубокий погреб.
Говорит Илья служанкам королевны:
— Подайте мне золотой ключ; я хочу отворить погреба глубокие.
Не дают ему ключа. Пошел Илья к дверям темницы; разбросал руками доски, которыми были заложены двери; ногой как толкнет двери железные — обе половины с петель упали.
Вывел Илья на свет божий из погреба сорок царей-царевичей, сорок королей-королевичей.
— Вернитесь по своим царствам, — говорит им Илья, — молите бога за старого богатыря Илью Муромца. Кабы не освободил я вас — сложили бы вы тут свои буйные головы.
А душечку красную девицу разрубил Илья на части за ее злодейские дела; раскидал по полю куски ее тела белого; серые волки их порастерзали, черные вороны порасклевали.
Вернулся Илья к камню — написал на нем:
«По другой дорожке ездил — женат не бывал!»
Поехал Илья на третью дорожку, где ему богатому быть; едет Илья три часа, проехал триста верст; видит — перед ним стоит чудный крест, всеми цветами отливает.
Покачал старый головой:
«Этот крест не зря здесь поставлен, стоит он над погребом глубоким; много в погребе золота, серебра хранится, дорогого скатного жемчуга».
Снял Илья крест чудный с глубокого погреба, вынул богатства зарытые, несметные, настроил на них прекрасных церквей божиих с чистым звоном колокольным по всему стольному Киеву. Прилетела тут за Ильей сила небесная; сняли его святые ангелы с верного бурушки и унесли в киевские пещеры святые. В них и до сих пор покоятся богатырские мощи нетленные, а православный народ во всех концах матушки Руси вспоминает великие дела Ильи, старому казаку славу поет, честь воздает.
Добрыня Никитич
Жил-был в Киеве именитый боярин Никита с женою Мамелфой Тимофеевной, а у них был маленький сынок Добрыня. Рано осиротел Добрынюшка, потеряв доброго отца, но честная вдова Мамелфа Тимофеевна сумела вырастить и воспитать своего пригожего, умного сына, обучила его всем наукам и мудростям; вежлив да ласков был Добрынюшка на диво всем, а уж как начнет в гусли играть — слушают все, не наслушаются.
Молод был еще Добрынюшка, всего-то двенадцати лет от роду, — как разгорелось его сердце ретивое, храброе; захотел он ехать в чистое поле, искать подвигов богатырских.
Говорит ему родимая матушка:
— Молод ты еще слишком, милый сын, чтобы ездить богатырствовать в чистое поле, но уже если и поедешь ты, слушайся моего завета родительского: не купайся в Пучай-реке, та река — бурливая, свирепая; средняя волна в ней, как стрела, бьет; смотри, чтобы не погибнуть тебе понапрасну.
Не послушался Добрыня родимой матушки; идет он в конюшню, седлает своего доброго коня черкасского седлом; кладет потнички на потнички, войлочки на войлочки, седло подтягивает двенадцатью шелковыми подпругами, да еще тринадцатой железной, чтобы крепко седло держалось, чтобы не сбросил конь по дороге доброго молодца.
И поехал Добрынюшка к горе высокой, где скрывался Змей Горыныч; стерег злодей православных христиан, своих пленников. Хочет Добрынюшка пленников из беды выручить, потоптать злых змеенышей копытами коня своего богатырского.
Ехал Добрыня долго ли, коротко ли, подъехал к Пучай-реке; а день был летний, солнечный; стало богатырю жарко; захотел он выкупаться в Пучай-реке.
Слез Добрыня с коня, снял свое платье цветное и поплыл по реке; плывет потихонечку и думает себе:
«Говорила мне родимая матушка, будто Пучай-река сердитая да бурливая, а она тихая да смирная — не волнуется, не шелохнется».
Не успел Добрыня додумать своей думушки, как вдруг откуда ни возьмись нанесло тучу черную, хоть и ветру до того не было. Молнии засверкали, искры целым снопом посыпались.