Нечего делать, отдала Правда сто рублей сполна, а сама все стоит на своем, что лучше-де жить правдой.
— Экая ты неугомонная! — подзадоривала ее Кривда. — Давай опять об заклад биться: я ставлю тысячу рублей в кон, а ты, коли денег нет, ругайся глазами своими.
— Хорошо, — сказала Правда.
Вот и пошли они опять судиться третейским судом к боярину. Выслушав их, боярин вздохнул и говорит:
— Ну, матушка Правда, проспорила ты ясные очи свои, хороша святая Правда, да в люди не годится.
Заплакавши, Правда боярину слово молвила:
— Не ищи же ты, боярин, Правды в других, коли в тебе ее нету!
А Кривда зацепила Правду клюкой и повела из города вон. Идет Правда, слезку за слезкой роняет: горько ей, что люди чествовать чествуют ее, а правдой жить не могут.
Вот вывела ее Кривда в поле, выколола ей глаза да еще толкнула, так что Правда упала ничком на землю. Отдохнув, она поползла ощупью, а куда ползет — и сама не знает. Вот она схоронилась в высокой болотной траве и пролежала там до ночи.
Вдруг в полночь налетела со всех сторон недобрая сила и стала друг перед другом хвалиться, кто больше зла наделал:
— Я, — говорит один, — мужа с женой поссорил!
— Я, — говорит другой, — научил детей не слушаться отца с матерью!
— А я, — кричал третий, — весь день учил детей лгать да лакомства красть!
— Эка невидаль — ребенка сделать вором да лгуном! — кричит Кривда. — А я так всех вас за пояс заткнула: я переспорила Правду, взяла с нее сто рублей да еще выколола ей глаза! Теперь Правда ослепла, стала тою же Кривдой!
— Ну! — крикнул набольший. — Далеко кулику до Петрова дня! Правда живуча, на воде не тонет, на огне не горит; стоит ей только очной травкой глаза потереть — сейчас все как рукой снимет!
— Да где ж она добудет этого зелья?
— Травы этой на горе, по залежам, не оберешься.
Лежит Правда в осоке, к речам прислушивается; а как только разлетелась недобрая сила, то она поползла в гору, на заброшенную старую пашню, села на залежь и стала травку за травкой срывать да к очам прикладывать. Вот и добралась она до очной травы, потерла ею глазок — прозрела; потерла другой — и другим прозрела!
«Хорошо, — думает она, — наберу-ка я этой травы; авось и другим спонадобится».
И нарвала она целое беремя, навязала в пучочки и понесла домой.
Вдолге ли, вкоротке ли, в некотором царстве, в некотором государстве ослепла у царя единою-единая дочь; и уж чего не делали, как не лечили царевну — ничего не берет! Велел царь по своему и по соседним царствам клич кликнуть: кто его царевну вылечит, тому он половину своей казны отдаст да еще полцарства в придачу накинет. Вот и сошлись отовсюду лекаря, знахарки, лекарки, взялись лечить; лечат-полечат, а вылечить не могут!
Рассердился царь, велел всех помелом со двора согнать, а сам стал думать да гадать, как своему горю пособить. Думал царь, думал, — ничего не надумал.
Приходят раз слуги и докладывают ему, что пришла вещая странница, величает-де себя Правдой и берется царевну вылечить даром, за одно царское спасибо, а казны-де ей не надо.
Подивился царь и велел нянюшкам-мамушкам чудную знахарку к царевне свести.
Вошла Правда в царевнин теремок, на иконы помолилась, царевне поклонилась, вынула очную травку, потерла ею один глазок — царевна одним глазом прозрела; потерла другой — другим прозрела, да, прозревши, как вскочит от радости, да бросится в отцовы палаты, стучит, бренчит, по переходам бежит; а за нею тьма-тьмущая нянюшек, мамушек, сенных девушек вдогонку спешат. Как вбежала она к отцу да прямо ему в ноги:
— Царь-государь, вижу тебя, родитель мой! Вижу яснее прежнего!
Царь до слез обрадовался, обнял дочь, целует, милует ее, сам о вещей знахарке спрашивает; а Правда уж тут и царю правдивым приветом в очи светит.
— Чем тебя, вещая, наградить? — спрашивает царь. — Хочешь казны? Всю возьми! Хочешь царствовать? Полцарства бери!
Поклонилась Правда царю и говорит:
— Не надо мне ни царства твоего, ни казны твоей; а если хочешь жаловать, так пожалуй меня в твои старшие судьи, чтобы без меня во всем царстве судьи твои ни одного дела не вершили.
Царь с радостью согласился; ударил по рукам, — и с тех пор Правда поселилась в этой земле, неверных судей сменила, праведных посадила, уму-разуму да чести научила; а Кривде таково житье пришло, что она без оглядки оттуда бежала.
М. Михайлов
Три зятя
Жили-были старик со старухой, и было у них три дочери — все три писаные красавицы.