Кот дернул усом.
– А старик ума лишился. Ходил по берегу, похвалялся, какую сказочную рыбу вытащил. Да никто ему не верил. А кости рыбьи во время первой же бури в море смыло.
Наступила долгая тишина.
– А мораль? – осмелился шепнуть Морозов.
– А мораль здесь простая, – прищурился Кот. – Где жертва, там и труп. А труп надо прятать так, чтобы следов не оставалось. Глядишь, и по сей день старик бы царствовал.
Он удовлетворенно замолчал. Молчали бояре. Молчал и царь.
– Странная какая-то сказка, – решила, наконец, Несмеяна. – Хочу другую!
Ученый Кот чихнул и протёр лапой усатую щеку. Однако ж на требование царевны не отозвался.
– Сказку! – возвысила голос царевна.
Кот сел на попу и с большим прилежанием вылизал себя под хвостом.
Несмеяна побагровела. Царь прикусил щеку.
«Ну, сейчас начнется!» – понял Морозов. И брякнул в полный голос, торопясь опередить необдуманный приказ царя:
– Позвольте мне, ваше величество!
Не дожидаясь разрешения, быстро затараторил:
– Жила-была сестрица Аленушка, и был у ней братец маленький, Иванушка. Родители их умерли, жили они сиротами.
Он покосился на Кота. Кот безмолвствовал.
– Пошла однажды Аленушка в соседнюю деревню и брата с собой взяла. Идут они через поле. Иванушка жалуется: «Пить хочу!» А Аленушка его просит: подожди, мол, дойдем до колодца. Но солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Снова просит Иванушка пить! Хлебну я, говорит, из телячьего копытца! А Аленушка ему: «Не смей, теленочком станешь!»
Морозов перевел дыхание и метнул на Кота испытующий взгляд. Кот невозмутимо драил языком хвост и вид имел умиротворенный. В отличие от царя с Несмеяной, которые никак не могли взять в толк, отчего это боярин разливается соловьем.
«Ах ты ж скотина упрямая!» – выругался про себя Морозов.
– Идут они дальше! – с фальшивой бодростью доложил он. – Глядь – лошадиное копыто! Иванушка опять начал ныть, а сестрица Аленушка ему: «Не пей, братец, жеребеночком станешь!»
На этом месте Кот начал проявлять признаки беспокойства. Вылизываться перестал. Усы его нервно задергались, но он лишь плотнее сжал пасть и слегка выкатил глаза.
– Жарко! Тяжко! Солнце палит! – приободренный этим зрелищем боярин усилил накал испытаний. – И вдруг на дороге след от козлиного копытца! «Аленушка! Можно мне напиться?» – «Нельзя! Терпи, дурак».
Кот сморщился и, кажется, прикусил себе язык, но смолчал.
– Однако Иванушка не удержался! – с торжеством сообщил Морозов, чувствуя, что победа близка. – Налакался воды из копытца и тотчас обернулся козленочком! Ме-е-е!
Увлекшись, боярин пал на колени и вдохновенно изобразил обновленного Иванушку.
– Вранье! – взвизгнул Кот. – Не было такого!
Морозов про себя перекрестился. Но внешне ликования не выдал. Лишь обернул удивленное лицо к Коту и поинтересовался, что на этот раз не так.
– Дьяволово копытце! – прошипел Кот, плюясь и роняя ус на половицу. – Дьяволово, а не козлиное! Что за детские суеверия насчет отпечатков парнокопытного скота! Разумеется, дурень Иванушка напился самогонки из следа, оставленного бесом.
– Самогонки?! – хором переспросили царь и боярин Морозов.
– А вы полагали, сливок? – ощерился Кот. – В бесовских следах всегда самогон плещется. Напился наш Иван, как последняя скотина. И моментально – бац! – алкогольная зависимость. Бесовский самогон, как вам прекрасно известно, обладает убойной силой. Один глоток – и ты в лапах у чертей.
Кот с нескрываемым удовлетворением развел передними лапами.
– И с тех пор пошло-поехало: лишь открывается придорожный трактир, малолетний Иван уже внутри, выпрашивает чарочку. Сестра его уж и козлом кляла, и бараном малолетним. Все впустую! Притчей во языцех стал Иванушка. А уж когда с пьяных глаз дом подпалил, пришлось ему из деревни бежать, чтобы не забили. Подался он туда, куда все пьянчужки тянутся: в Москву. И взял себе новую фамилию: Бездомный. Дома-то у него не осталось.
Кот почесал когтем нос.
– В Москве жизнь его была несладкая. Опустился до того, что стихи писать начал! У-у, прохвост!
Он осуждающе покачал головой.
– Потом, правда, малость исправился: попал в дом для душевнобольных. А под старость пригрела его добрая женщина. Но дьяволов след ему с тех пор повсюду мерещился. Ни лекарства не помогали, ни самовнушение.