На что А.Ландезен ответил, смеясь: "Ну мало ли что бывает. Я не обращаю на это внимания!" [242].
Толстый кошелек А.Ландезена, который всегда был открыт для его друзей, несомненно способствовал его популярности в вечно нуждающейся эмигрантской среде. Особенно близко сошелся А.Ландезен с известным народовольцем А.Н.Бахом (будущий советский академик). Большой удачей А.Ландезена в этом плане явилось вселение его вместе с А.Н.Бахом (не без помощи П.И.Рачковского, от которого он получил 900 франков на эти нужды) в отдельную квартиру [243].
Как и ожидал П.И.Рачковский, она быстро превратилась в традиционное место застолий, встреч и бесед революционеров, что, конечно же, существенно облегчало его работу по их "освещению".
"Меньше всего этот человек был похож на какого бы то ни было революционера - бывшего, настоящего или будущего, - писал о А.Ландезене той поры Е.Д.Степанов. - Среднего роста, худощавый, тщательно выбритый, с заботливо выхоленными усами и порядочной плешью, несмотря на свой еще моложавый вид; одетый с иголочки и весьма щегольски, он очень мало походил на русского интеллигента, хотя и французского в нем ничего не было. Маленькие, беспокойно бегающие глазки придавали, как будто, некоторую выразительность его маловыразительной физиономии. В общем, это была довольно заурядная фигура хлыща, фата. И как это Бурцеву посчастливилось свести знакомство и даже подружиться с этим типом, - подумалось мне. - А впрочем, чего не бывает на свете"
[244].
Как несомненный успех А.Ландезена этого времени следует квалифицировать и его близкое знакомство с другим известным народовольцем Л.А.Тихомировым.
1 января 1887 года он даже получил от А.Ландезена 150 франков, что помогло ему заплатить за квартиру и частично избавиться от долгов [245].
И хотя главная роль в "искушении" этого известного революционера принадлежала все же П.И.Рачковскому, свой вклад в превращение народовольца-террориста в верноподданного монархиста внес и А.Ландезен. Во всяком случае, 300 франков на печатание знаменитой брошюры Л.А.Тихомирова "Почему я перестал быть революционером?" (1888 год) были доставлены ему именно А.Ландезеном [246].
Л.А.Тихомирову же принадлежит и яркая, хотя, быть может, и не совсем справедливая зарисовка А.Ландезена той поры. "Ландезен, т.е. Геккельман, писал он, - приехал в Париж и, подобно прочим, явился па поклон всем знаменитостям. Но его встретили худо. Дегаев его поместил категорически в списке полицейских агентов Судейкина, с ведома которого, по словам Дегаева, Геккельман устроил тайную типографию в Дерпте. Теперь же типография была обнаружена, товарищи Геккельмана арестованы, а сам он якобы бежал.
Дело было не то что подозрительно, а явно и ясно, как день. Я и Бах, узнавши от Лаврова о приезде Геккельмана, переговорили с ним, заявив, что он, несомненно, шпион. Геккельман клялся в божился, что нет. Это был тоже жид, весьма красивый, с лицом бульварного гуляки, с резким жидовским акцентом, но франт и щеголь, с замашками богатого человека.
Я остался при убеждении, что Геккельман - агент. Но, в конце концов, не занимаясь делами, я не имел никакой надобности особенно расследовать, тем более, что Геккельман, который принял фамилию Ландезена, заявил, что если уж на него взведена такая клевета, то он покидает всякую политику, знать ничего не хочет и будет учиться во Франции. Ну, думаю, и чорт с тобою, учись. Однако, Бах заметил, что, на его взгляд, Геккельман искренен, и что он, Бах, считает лучшим не разрывать с ним знакомства, чтобы окончательно уяснить себе Ландезена. Это уяснение через несколько месяцев кончилось тем, что Бах поселился с ним на одной квартире. Ландезен жил богато, учился, по словам Баха, усердно и был невиннейшим и даже простодушным мальчиком.
Деньги у него от отца-богача, который рад, дескать, поддержать сына, взявшегося за учение и бросившего конспирацию. Деньги Ландезен давал охотно направо и налево. Бах ввел его к М.Н. (и др.) и к Лаврову. М.Н., вечно в нужде, всегда хваталась за мало-мальски богатеньких, с кого можно было что-нибудь сорвать. Ландезен скоро стал у ней своим, и вообще подозрения были безусловно отброшены.
Собственно я и не думал о Ландезене. Шпионами я не интересовался; сверх того, я ясно видел, как подозрительны другие лица, столь близкие к "знаменитостям". Если бы Ландезен и был шпион, то он бы ничего не прибавил к тем лицам. Но рекомендация Баха, жившего с ним, меня достаточно уверяла в личной добропорядочности Ландезена и в том, что он ничего общего с полицией не имеет. Самого Баха я тогда нимало не подозревал. Между прочим, он скоро сообщил, что получил выгодную работу у Ефрона. Тем лучше. Он попросил меня, чтобы я позволил ему привезти Ландезена в Рэнси. Побывали, был и я у них.
Ландезен мне понравился. Он имел вид самого банального студента французского типа, добродушного, веселого, не особенно развитого, но, пожалуй, неглупого.
Относительно радикальности я с ним не говорил, а больше о французских делах, да о его занятиях. Впоследствии, когда мне приходилось разорвать с эмигрантами, я, по желанию Ландезена, изложил ему свои взгляды на глупости революции; он мне поддакивал и предложил денег на издание моей брошюры.
Теперь вижу, что он преловкий паренек. Мне, конечно, безразлично было и есть, но все же он надул меня. Я получил подозрение против Баха, но в Ландезене совершенно уверился, что он просто бурш и довольно милый, и с полицией ничего общего не имеет. Ловок. Меня в этом отношении никто, кажется, не обманывал за последние годы моей заговорщицкой жизни. Правда, что тогда я уже не вникал и не интересовался. Но все-таки ... молодец парень!"
[247].
Однако вершиной полицейских успехов А.Ландезена второй половины 1880-х годов стало, несомненно, дело "парижских бомбистов". Инициатором его разработки был непосредственный начальник А.Ландезена - П.И.Рачковский, настойчиво подталкивавший своего ученика и подопечного к сближению с наиболее радикальной частью русской революционной эмиграции, от которой собственно и исходила угроза терактов. И таких людей А.Ландезен в конце концов нашел: князь Накашидзе, И.Н.Кашинцев (Ананьев), А.Л.Теплов, Е.Д.Степанов, Борис Рейнштейн и другие.
Им то и предложил А.Ландезен организовать и осуществить убийство Александра III, изготовив предварительно для этого в Париже необходимое количество самодельных снарядов и бомб. Более нелепой идеи, казалось бы, придумать было трудно. Однако предложение провокатора было принято.
Правда, непосредственный участник этого предприятия Евгений Степанов в своих воспоминаниях говорит об этом очень туманно. Дескать он и его товарищи всего лишь готовились к революционной (читай: террористической Б.В.)
работе непосредственно в России, предпочитая не поднимать вопроса о предполагаемом характере этой работы. Впрочем, поскольку необходимым условием предстоящего возвращения на родину члены кружка считали непременное овладение ими секретами изготовления бомб и метательных снарядов, иллюзий относительно характера их будущей революционной деятельности быть не должно. Это, конечно же, все тот же пресловутый революционный террор. Едва ли могут быть какие сомнения и относительно предполагаемой жертвы - Александр III (кто же еще?), хотя сведениями о сколько-нибудь реальной проработке этого замысла мы не располагаем.
Заслуживает внимания, что идея практического овладения навыками изготовления взрывчатых веществ и метательных снарядов и последующего возвращения в Россию возникла у части радикально настроенной эмигрантской молодежи совершенно независимо от А.Ландезена, причем не в одном, а сразу в двух кружках. В один из них (в него входил, в частности, Борис Рейнштейн) А.Ландезен был вхож еще с 1887-1888 годов. Существование же другого кружка (Е.Д.Степанов, И.Н.Кашинцев, химик Лаврениус и др.) стало известно ему только в начале 1889 года. Ввел его сюда В.Л.Бурцев, который в своих воспоминаниях предпочел обойти этот явно неприятный для него эпизод. Зато другой участник этих событий - Е.Д.Степанов рассказал об этой истории весьма подробно.