приглашаю вас с собой
за отечество за наше
на святой и честный бой».
«Не пойдём с тобой, Илюша, –
говорят богатыри, –
не тревожь ты наши души,
за отказ не укори.
А Владимир с Апраксией
пострадают пусть хоть раз
за народ да за Русию
да немножечко за нас.
Мы и так всю жизнь в походах
то пешочком, то в седле.
а едим лишь хлеб да воду,
спим, как волки, на земле.
Но зато дружина князя
сладко ест и мягко спит.
Раз она гулять горазда
пусть за Киев и стоит».
«Что ж, – сказал Илья сердито, –
с вами кашу не сварить,
не хотите – не ходите,
буду сам поганых бить».
И пошла такая сеча,
что пером не описать,
конь с разбега начал нечисть.
как траву в степи, топтать.
А Илья, как смерть косою,
косит ворогов мечом,
поведёт вперёд рукою,
кровь за ней бежит ручьём.
Отмахнет назад и речка
устремляется вослед
и ни сбоя, ни осечки
богатырской силе нет.
Но чем дольше длится драка,
тем сильней лютеет враг,
не отходит царь-собака
со щенками ни на шаг.
А потом и вовсе стали
заступать герою путь.
Наконец, Илья устало
отступил назад чуть-чуть.
Взял стрелу свою в полпуда,
в лук могучий заложил
и в порядке самосуда
в злат шатёр её пустил.
Долго нет, она летала,
всё же цель свою нашла,
посреди шатра упала
недалёко от стола.
И Дунай стрелу в полпуда
подаёт своим друзьям:
«Ой, ребята, чую худо,
погибает, знать, Илья.
Опускайте свои чаши
и скачите вслед за мной
за Илью, за дружбу нашу
на святой и честный бой».
То не зверь кричит от боли,
не грохочет в небе гром,
то к Илье по чисту полю
мчится помощь прямиком.
Кто мечом, а кто булавой
так насели на врага,
что татары всей оравой
приударили в бега.
А покончив дело с ратью,
повернув коней назад,
поскакали дружно братья
к князю в гости в Киев-град.
По обычью и по чину
князь их дома привечал,
приглашал служить в дружину,
милость княжью обещал.
«Что ж, – сказал Илья, – коль надо,
можно будет послужить,
только милость и награды
мне не надобно сулить».
И Добрыня согласился,
а за ним Потык Михей,
он пока ещё учился
мастерству богатырей.
Но уже был славный малый,
шёл без страха на врагов
и нередко в битве правой
оставлял их без рогов.
У Владимира заданья
есть для всех богатырей:
«Надо выходы и дани
взять с подвластных областей.
Пусть Илья в Орду Большую
начинает свой поход,
а Добрыня – в Золотую
грозной силою идёт,
а Михайло, хоть и молод, –
во Подольские края,
потому как этот город
мне не платит ни копья.
Как-то ездил в край тот дальний
со дружиной князь Вольга,
разживиться думал данью,
да не вышло ни фига.
Близко, нет ли, то в секрете
князь от нас держать велит,
он оратая приметил
неказистого на вид.
Тот неспешно правит дело:
борозду сохой ведёт,
да так ладно и умело,
зависть, прям-таки, берёт.
Припустил Вольга вдогонку,
день и ночь в степи скакал,
но лишь утром мужичонку
на краю земли догнал.
Поздоровался, как надо,
разговор повёл, как мог:
«Пусть тебя, ратай, наградой
наградит великий Бог,
пусть тебе пахать поможет,
даст ядрёного зерна».
«Вот, спасибо, помощь божья
мне крестьянствовать нужна.
Ну, а ты с войной иль миром,
на гулянье или брань?»
Говорит Вольга: «Владимир
приказал собрать мне дань
с городов со всех и весей,
где живёт богатый люд,
соберу я дани если,
будет слава мне за труд».
«Я на этой на неделе, –
мужичонка говорит, –
был в Подольске, так доселе
голова о том болит.
Там лишь воры да злодеи,
всяк стремится обобрать.
Я об этом разумею:
не напашешься на рать,
на разбойничьи забавы
не накопишь никогда,
не советую, Вольга, вам
ездить в эти города».
«Может, ты пойдёшь в дружину,
вместе выиграем бой?» –
Тот ответил: «Селянину
лестно рядом быть с тобой».
Выпряг он свою лошадку,
сел в черкасское седло,
видно было по ухваткам,
что мужик хитёр зело.
Лишь отъехали немного,
он Вольге и говорит,
что соха, мол, на дороге
неприбратая лежит,
пусть твои, мол, сходят вои,
приберут её куда,
нынче время воровское
не случилась бы беда.
Отзвенят мечи и снова
землю стану я пахать,
а соха – всему основа:
и кормилица, и мать.
Побежали два вояки,
чтоб соху убрать с земли,
как ни мучались, однако,
сдвинуть с места не могли.
Князь над воями смеётся
и ещё подмогу шлёт,
но соха не подаётся
ни назад и ни вперёд.
Всей дружиной навалились,
кто тянуть её, кто рвать,
всё напрасно, как ни бились,
не столкнули ни на пядь.
Прочитал мужик молитву,
взял соху одной рукой
и закинул в куст ракитный
с глаз завистливых долой.
«А теперь, – Вольге оратай
говорит, – имей в виду,
что ни так и ни за плату
я с тобою не пойду.
Не к душе твоя дружина,
не бойцы, а мошкара,
с этой шайкой на чужбине
не отыщешь ты добра.
Да и я другой породы,
деревенской матки сын,
оттого меня в народе
называют селянин.
Знают все меня в Русее
не за силу, не за род,
а за то, что хлеб я сею
и кормлю честной народ».
Князь на это подивился,
погонял в затылке вшей
и обратно воротился,
не поев подольских щей.
Так что княжию науку
вспоминает пусть Потык,
там отвесить оплеуху
может и простой мужик».
* * *
Лишь на башнях засверкали
блики солнечных лучей,
как из города помчали
кони трёх богатырей.
В тот же день в Орду Большую
прибыл Муромец Илья,
дань собрал и мировую
пил с ордынцами три дня.
Через десять дней Добрыня
в Золотой Орде стоял,
без волынки и замина
дани-выходы собрал.
Чуть попозже дело княжье
также выполнил Потык,
перебил он племя вражье,
кому надо сделал втык.
Завершив свой день рабочий,
вышел к речке, побродить,
потому как был охочий
гуся-лебедя убить.
Видит, плещется в водице
лебедь белая одна.
Стал Михайло целить в птицу –
потекла вожжой слюна.
Размечтавшись об обеде,
позамешкался на миг,
говорит тут белый лебедь:
«Не стреляй меня, Потык,
удивишься ты, наверно,
но совсем не птица я,
а Мария-королевна,
дочка здешнего царя.
Забери меня с собою,
в город Киев увези,
стану я тебе женою
самой верной на Руси».
Обнял витязь подолянку,
посильней к груди прижал
и, горя как от испанки,
в Киев девицу помчал.