Получилось еще хуже. Где ударит Илья – появляется железный обруч…
Понял великан, что пришла его «кончинушка». Захотел он передать напоследок меньшему брату свою силушку…
В иных былинах Илья принимает часть Святогоровой силы. В других отказывается, и правильно делает, потому что дыхание умирающего богатыря смертоносно…
И вот что интересно. В начале прошлого века русский авиаконструктор Слесарев построил самый большой в мире самолет и назвал его «Святогор». Машина потерпела катастрофу на старте.
Самолет другого инженера, Сикорского, был поменьше и носил имя «Илья Муромец». Он прекрасно полетел и стал первым в истории самолетом стратегической авиации.
Как вы яхту назовете…
– Я вообще-то не все понял, – честно сказал Костя. – Только про самолеты…
– Ну так спрашивай! – велел Колобок.
– А вот у нас в городе была как бы секция, – сказал Жихарев. – Или секта. Так они вот тоже в могилу закапывались. Типа это для здоровья полезно… Они правильно делали?
– Тьфу ты! – воскликнул Колобок. – Воистину – богатыри на Руси повывелись, а вот дуракам переводу нет! Еще вопросы есть?
– Чего бы нам пожевать? – спросил Костя. Печенюшки он как-то незаметно для себя схрумкал по дороге. А во второй коробочке оказался набор фломастеров – забыл вытащить после учебного года. Не первой необходимости вещь…
– Так ты что – из дому ничего не захватил? – удивился вожатый.
Жихарев растерялся. О еде он как-то не подумал. И ничего не взял из одежды – на случай непогоды…
– Вот, – сказал Колобок. – И во всем ты так. Мы-то обойдемся – филин птичку или мышку всегда добудет, а я сам себе вечный питательный продукт…
– Как бы предупреждать надо!
– Отнюдь, – сказал Колобок. – Только так вас, людей, и учат. Будешь наперед соображать!
Костя догадался, что «отнюдь» – это наше обычное «фиг тебе», только по-культурному, и сказал жалобно:
– А скатерти-самобранки тут не бывает?
– Скатерть-самобранка в сказках осталась, – вздохнул Колобок. – В мире былин ее нет, тут запросто можно с голоду окочуриться. Даже Илья, заточенный в княжеском погребе, чуть не помер. Жизнь в былинах, конечно, не совсем реальная, но достаточно суровая…
– Я маленько потерплю, – кротко сказал Жихарев.
– Ладно, не ной, – сказал Колобок. – Вот выйдем из леса, найду я тебе яблоньку…
– Яблоки осенью только, – сказал Костя.
– Нет, в былине, как и в сказке, раз уж растет яблоня – непременно усыпана она наливными яблочками, иногда золочеными… Хотя и тут можно пролететь. Земли еще порубежные, вдруг на молодильные сорта нарвемся, а ты пожадничаешь? Я не собираюсь потом твои пеленки стирать… Терпи! Не надо было с подковой баловаться – тут непременно сбывается всякая примета!
Примета, точно, сбывалась. Никогда в жизни Костя так не хотел есть, даже после самых тяжелых тренировок.
Он огляделся. Никаких тебе яблонек, одни цветы – громадные, тяжелые, как только на стеблях держатся? А небо по-прежнему голубое… Нет, уже не совсем… Вот здесь голубизна переходит в синеву, а потом – да, в ночное небо с крупными звездами и месяцем! И профиль у этого месяца человеческий!
– Тут что… И Солнце, и Месяц сразу могут светить?
– Они еще и не то могут, – сказал Колобок. – Иди, иди – как потопаешь, так и полопаешь… Да ты отвлекись! Думай о чем-нибудь другом!
Костя шагал и сопел – не потому, что устал, а от досады на самого себя. Батя ведь учил его, как в поход собираться! Если в доме ничего нет – возьми хотя бы нож, соль и спички! Идешь на один день – бери припас на три! А в бабаниной избе было что захватить в дорогу! Уж она правнучка голодом не морила! У нее в погребе…
И Костя даже застонал от воспоминаний.
Но как-то пересилил себя, проглотил слюну и спросил:
– Колобочек, а былины – это такое как бы фэнтези? И почему они такие непонятные?
Не быль, но и не сказка
Нет, былины – не фэнтези. Ты ведь слышал такое выражение – «устное народное творчество», еще говорят – фольклор? То есть в народе рождается былина от безымянного автора, передается из уст в уста, изменяется – когда слегка, когда капитально, и доживает (или, увы, не доживает) до того дня, когда появится ученый человек и запишет ее на бумагу, на магнитофонную ленту, на флеш-карту мобильника с диктофоном.
Былина, дожившая до записи, мало походит на ту, которая сложилась первоначально. Первый безымянный автор сочинил ее, может, еще при первобытно-общинном строе. А времена-то меняются! А порядок-то складывается иной! А власти и враги-то приходят новые! А слушатели-то разные, и всем надо угодить!