Говорит он Илье Ивановичу:
– Ах ты, богатырь седой Илья Муромец! Наш Киев в полону стоит. Обложил его собака Калин-царь со своей ордой. Постой-ка ты за веру, за Отечество. Постой за славный Киев-град, за Божьи церкви, за меня-то, князя Владимира, и за мою княгиню Апраксию.
Отвечает старый богатырь Илья Муромец:
– Не тебя мне жаль, князь Владимир, и не княгини твоей Апраксии. Жаль мне твою племянницу Любавушку. Жаль жён беспомощных, малых деточек. Постою я за Божьи церкви, за веру и Отечество.
Вышел богатырь из белокаменной палаты, спустился по каменным лесенкам, пошёл по городу Киеву, по улицам-переулочкам. Зашёл Илья на конюший двор, заглянул в стоялую конюшенку, посмотрел на своего богатырского коня, поцеловал его, погладил.
Сказал он слугам-конюхам:
– Ах вы, слуги мои любимые, верные конюхи, хорошо держали верного друга, богатырского коня моего, Бурушку Косматечку.
Стал он Бурушку засёдлывать. На коня он накладывает шелковенький потничек, а на потничек накладывает подпотничек, а на подпотничек войлочек, а на войлочек седёлко черкасское. Подтягивает Илья затем двенадцать шелковых подпруг, шпилечки он втягивает булатные и стремяночки покладывает булатные, пряжечки покладывает из красного золота, и всё не ради красы – ради богатырской крепости. Подпруги шелковые тянутся, да не рвутся, булат-железо гнётся, да не ломается, пряжечки из красного золота мокнут, да не ржавеют.
Сел Илья на доброго коня, взял с собой богатырские доспехи, булатную палицу, бурзамецкое копье, а ещё острую половецкую саблю, а ещё дорожную шелепугу. Поехал Илья из города Киева в чисто поле посмотреть на великую орду.
Подъехал он к той орде, видит: нагнано царём Калином под Киев-город силы великое множество – от человеческого покрику, от лошадиного ржания унывает сердце человеческое, и не видно той орде ни конца ни краю. Тут старый богатырь Илья Муромец выскочил на пригорочек, посмотрел на все четыре стороны – и здесь конца-краю орде разглядеть не смог. Нашёл Илья тогда пригорочек повыше первого – и с него нет конца-краю орде. Увидел Илья третью горочку и на неё повыскочил. Разглядел он с восточной стороны белые шатры, а у белых шатров – богатырских коней. Спустился Илья с высокой горочки, направил Бурушку к тем шатрам, к тем богатырским коням.
Подъехал Илья к шатрам, а у шатров стоят ясли, полные белоярова пшена, – вдоволь едят кони из яслей.
Накинул Илья Муромец шелковые поводы на своего богатырского коня, пустил его к яслям.
Говорит он таковы слова:
– Допустят ли богатырские кони моего Бурушку к белым яслям, к тому белоярову пшену?
Его добрый конь идёт грудью к яслям, а седой богатырь Илья Муромец заходит в первый шатёр. В том шатре сидят за дощатым столом все двенадцать святорусских богатырей: Алёша Попович, Добрыня Никитинец, Еким Иванович, Василий Казимирович, Никита Кожемяка, Вольга-кудесник, Микула Селянинович, Ставр Годинович, Чурила Пленкович, Василий Игнатьевич, Василий Буслаевич. Сам Садко Новгородский играет там на гуслях-перегудах, перебирает серебряные струночки. Только нет с ними Дуная Ивановича и нет славного Сухматия.
Встречают богатыри Муромца такими словами:
– Здрав будь, Илья Иванович! Ты нам старший брат, а мы тебе – младшие братья. Садись с нами хлеб-соль кушать.
Илья не упрямился, к своим братьям присаживался. Они поели, попили, пообедали. Выходили затем из-за стола, Господу Богу помолились.
Сказал Илья Муромец:
– Эй вы, русские могучие богатыри, седлайте добрых коней, поезжайте со мною в чисто поле, под славный Киев-град! Стоит там с великой ордою собака Калин-царь: всех чернедь-мужичков он хочет повырубить, Божьи церкви на дым пустить, самому князю Владимиру срубить буйную голову и взять за себя княгиню Апраксию. Вы, богатыри, уж постойте за веру, за Отечество, за славный стольный Киев, за Божьи церкви, за князя Владимира с княгиней.
Отвечал за всех Алёша Попович:
– Не оседлаем мы добрых коней. Не поедем в чисто поле, не будем стоять за веру, за Отечество, за Божьи церкви, за Владимира с Апраксией. У киевского князя Владимира есть много бояр: он их кормит, поит и жалует, а нас от себя гонит, как шелудивых псов. И не тебя ли, седой Илья Иванович, не позвал он на почестен пир?
Сказал Илья Муромец братьям своим названым:
– Без вас, братцы, дело будет совсем нехорошее. Разорит собака Калин-царь весь Киев, чернедь-мужичков всех повырубит, Божьи церкви на дым пустит. Отсечёт собака буйную голову князя Владимира, а княгиню Апраксию заставит за себя пойти. Седлайте вы добрых коней, поезжайте в чисто поле, постойте за веру, за Отечество.