Ответил за всех Добрыня Никитинец:
– Не будем мы своих коней седлать. Не поедем в чисто поле стоять за веру, за Отечество. У киевского князя Владимира есть много бояр: он их кормит, поит и жалует, а нас в подклеть сажает. Не тебя ли, седой Илья Иванович, закрыл он в глубокие погреба?
В третий након сказал Илья:
– Калин-царь обложил ордой Киев-град, грозится чернедь-мужичков повырубить, Божьи церкви на дым пустить, отсечь буйную голову князя Владимира, а княгиню Апраксию за себя замуж взять. Постойте-ка вы, братцы, за веру, за Отечество!
Отвечают богатыри:
– У князя Владимира много бояр: он их кормит, поит и жалует. Ничего нам нет от князя киевского. Не поедем в чисто поле стоять за веру, за Отечество, защищать Божьи церкви.
Вышел Илья из белого шатра, подошёл к своему Бурушке, взял его за шелковые поводы, сел в черкесское седелко – и от тех шатров, от яслей, от той пшеницы белояровой выехал по чисту полю навстречу орде царя Калина.
Как сокол напускается на гусей, лебедей, на перелётных серых утушек, напустился седой богатырь на ордынскую силу: стал он чёрную силушку конём топтать, стал её копьём колоть, рубить её саблей. Он силу бьёт, будто траву косит. Его же добрый конь Бурушко Косматечко говорит человеческим языком: «Хоть и славный ты богатырь, Илья Иванович, не побить тебе той силы. Нагнано у царя Калина её великое множество. Есть у царя сильные богатыри, удалые поляницы. У него, у собаки, в чистом поле сделаны глубокие подкопы. Как поедёшь ты по тому полю, попадём мы в три ямы. Из первой ямы я выскочу, из второй тоже выскочу, а вот из третьей хоть и выскочу, да только тебя не вынесу».
Рассердился Илья на Бурушку. Взял пудовую шелепугу в белые руки, бьёт той шелепугой коня по крутым ребрам:
– Ах ты, волчья сыть, травяной мешок! Я тебя кормлю, пою, а ты хочешь меня оставить в чистом поле, в яме калиновой?
Вновь он топчет конём силушку, бьёт её, как траву косит, и сила-то у Ильи не уменьшилась. Однако прав оказался Бурушко. Как просел богатырь с конём в первую яму, то оттуда Бурушко выскочил. Как просел в другую – вынес его из ямы верный конь. А как попал богатырь в третью яму, богатырский конь сам из ямы выскочил, да Илью не вытянул. Увидели то мурзы собаки Калина, взялись они ловить Бурушку, да только конь в руки им не дался, убежал в чисто поле. Напали мурзы на Муромца: верёвки на него накинули, навалились на него кучей, связали ему резвые ноги, повязали ему белые руки.
Одни мурзы кричат:
– Отрубим Илюшке голову!
Другие отвечают:
– Ай, не надо рубить ему голову. Отведём-ка мы лучше Муромца к Калину. Пусть что хочет с ним, то и делает.
Повели мурзы Илью к собаке Калину, поставили напротив царя, взялись хвастаться:
– Захватили мы, Калин-царь, самого Илью Муромца, привели к тебе на суд: что ты хочешь, то над ним и сделаешь!
Царь Калин обрадовался, со своего места вскочил, подбежал к Илье, спрашивает:
– Не щенок ли напустился на мою великую силу? Тебе ли одному мою орду побить?
Говорит затем мурзам:
– Развяжите ему резвые ноги! Развяжите белые руки!
Развязали мурзы богатырю резвые ноги, развязали белые руки.
Говорит Илье собака Калин-царь:
– Ай да, старый богатырь Илья Муромец, садись-ка ты со мной за единый стол. Ешь мои сахарные яства, пей моё медвяное питьецо. Надень мою драгоценную одежду, возьми мою золотую казну. Всем, чем хочешь, одарю тебя – не служи только князю киевскому Владимиру, а служи мне, собаке царю Калину.
Отвечал Илья Муромец:
– Не сяду я с тобой за единый стол, не буду есть твоих сахарных яств, пить твоё медвяное питьецо. Не буду носить твоей драгоценной одежды, брать твою золотую казну. Не стану служить тебе, собаке Калину. Ещё постою я за веру, за Отечество, постою за Киев-град, постою за церкви Божьи. Буду стоять я за князя Владимира: не его одного ради, а ради его племянницы, Любавы Путятичны, ради беспомощных жён и малых детушек.
Поразмял Илья свои резвые ноги и белые руки, вышел он из шатра в чисто поле. Набежали на богатыря со всех сторон поганые, вновь хотят его обневолить, посечь его саблями. Видит Илья – нечем ему противиться. Схватил он тогда за ноги толстобрюхого мурзу и стал тем мурзой помахивать, бить поганую силу. Прошёл Илья сквозь всю чёрную силу, а как дорогу себе проложил, так отбросил мурзу в сторону.
Идёт Илья по раздольицу[6]: нет при нём богатырского коня, нет на нём богатырских доспехов, пудовой шелепуги, острой сабли и палицы. Свистнул тогда Илья богатырским посвистом, услыхал тот свист в чистом поле Бурушко. А как прибежал конь, сел Илья на своего Бурушку, поднялся на высокий пригорочек, посмотрел на восточную сторону. Видит он белые шатры – стоят у тех шатров богатырские кони. Взял старый богатырь Илья Муромец с седла разрывчатый лук, натянул шелковую тетиву, наложил на неё калёную стрелу. Пустил он стрелу в шатер Добрыни Никитинца.