Митраша вбивал колышки, чтобы повесить котелок над костром. Игошка ломал хворост.
Васятка продолжал:
— Айдате все домой. Поди, ищут нас давно. Мамка плачет, думает, помер я…
— Уже и струсил, нытик… — вдруг обернулась к нему Настёнка. — Почти дошли, а он на попятную…
Вспыхнул костёр. И все увидели в неверном свете его, что лицо у Митраши очень бледное.
— Хорошо, — сказал он. — Завтра с рассветом пойдёшь назад. Мы дадим тебе половину спичек и фонарь, потому что ты будешь один, а нас трое, обойдёмся без фонаря. Настёнка, сколько у нас сухарей?
— Два мешка и ещё половина, — ответила девочка недовольно.
— Один отдадим тебе. Настя сегодня поможет уложить тебе всё в твой мешок. — Митраша отвернулся.
Ребята впервые видели товарища таким расстроенным. В молчании прошёл ужин. Улеглись спать. Никто не говорил о случившемся.
Исчезнувшая река
Проснулись с первыми лучами солнца. Оно выкатилось из-за леса, и всё вокруг озарилось нежным тёплым сиянием. Вчерашние страхи показались смешными. Вася молча вытащил из мешочка уложенные Настёнкой для него припасы. Он хлопотал у костра, будто забыл о своём намерении идти домой. Ребята тоже не говорили об этом.
После завтрака снова поднялись на вершину.
Гора круто обрывалась. Ребята подошли к самому краю и заглянули вниз. В узком ущелье клубился густой туман. Он скрывал дно ущелья.
— Как будем спускаться туда? — деловито спросил Игонька. От нетерпения он даже начал подпрыгивать на одной ноге.
— Может, по верёвке… — нерешительно предложила Настёнка.
— А вдруг глубоко? Верёвка не очень длинная, не достанет дна, — проговорил Митраша.
— Можно самим ещё одну сплести. Лес рядом, на опушке, я видел, много лип растёт, — вступил в разговор Васятка.
— На это нужно много времени. Кончаются сухари. Да и яиц немного у нас… — вслух думал Митраша. — Должен же быть вход в ущелье…
— Значит, надо его искать! — закончила Настёнка мысль старшего товарища.
— Давайте пойдём по течению реки. Мне кажется, она приведёт нас в ущелье.
— Правильно! — вскрикнул Игонька. — Я слышу, как шумит речка в ущелье. Она бежит там по камешкам.
Над Игонькой посмеялись. Никто, кроме него, не слышал журчания воды в ущелье.
— На поиски лучше идти троим: мне, Настёнке и Васе. Тащить за собой Синеглазку нельзя. Спуск в ущелье может быть трудным, не под силу жеребёнку. Караулить его останется Игонька. Он смелый, хотя и самый маленький. Да и идти ему нельзя дальше. Ссадины на ноге ещё не зажили.
У Игоньки перехватило горло.
Все понимали, как ему обидно оставаться здесь одному, когда остальные будут вместе продолжать поиски чудесной травы. Но Игонька понимал, что Митраша решил справедливо. Раз он оставлял, значит, нужно, иначе нельзя. Поэтому мальчик крепился изо всех сил.
Когда небольшой отряд двинулся в путь вдоль речки, Игонька всё же едва не закричал: «Не уходите, возьмите и меня!»
И он остался с жеребёнком.
С одной стороны поднимался лес, с другой теснились белые горы. Из ущелья поднимался туман. Он окутывал горы, и они казались Игоньке древними стариками с седыми бородами.
Чтобы скоротать время до возвращения друзей, Игонька решил заняться делом.
Прежде всего нужно подумать о хворосте для ночного костра.
Наклонившись, чтобы поднять несколько сухих веток, мальчик вдруг увидел безобразное существо черновато-серого цвета. Всё тело его было покрыто слизистыми бородавками. Выпученные глаза жёлтого цвета блестели и сильно выдавались вперёд.
Игорь узнал жабу, таких много водится в их лугах. Только те поменьше и серо-бурого цвета.
Игоньке ещё ни разу не приходилось видеть, как охотится жаба. А эта явно охотилась. Мальчик затаил дыхание. Вот поблизости показалась волосатая гусеница. Она мирно ползла по листу. Глаза жабы засверкали. Она рванулась к добыче, потом приостановилась, выбросила свой длинный раздвоенный язык, не сводя с гусеницы круглых глаз. И та прилипла к языку и вместе с ним втянулась в широко раскрытый рот.
Игонька наблюдал ещё несколько минут. За это время огромная жаба успела проглотить двух червяков, трёх голых слизней, съела паука, только красивую бабочку с радужными крыльями не тронула. Мальчик был поражён прожорливостью жабы. Он уже подумывал, а не убить ли эту обжору.