Зло, по Плешакову, появилось вместе с земной жизнью. В начале первого романа писатель с эпическим размахом рисует картину зарождения жизни на Земле. Его космогония пронизана древнерусскими мифологическими мотивами и одновременно напоминает то, что говорили о начале начал древние греки, в частности, «Теогонию» Гесиода. Но ведь и та, в свою очередь, похожа на аналогичные мифы египтян, шумеров и индийцев. Не странно, ведь все мы дети, вышедшие из одной колыбели — маленькой планеты, вертящейся вокруг своего Солнца. Одной из песчинок в бескрайней безбрежности Вселенной. Как показывает автор тетралогии, у человека в этом (или, наверное, в том, былинном, давно ушедшем) мире много неприятелей. Это и водяные, и лешие, и кикиморы, и русалки, и прочая «мелочь». Однако все они, как и люди, порождения одной матери. И ведут себя по отношению к человеку не агрессивно, а настороженно. Ты нас не трогай, и мы тебя касаться не станем. Оттого богатыри находятся с «соседями» в состоянии вооруженного нейтралитета. Дескать, появилась вся эта жуть задолго до нас, значит, не нам ее и искоренять. Порой, будучи загнанными в жизненный тупик, витязи даже могут обратиться к малым народцам если не за помощью, то за советом. Как, например, делает это Илья Муромец, собственноручно убивший сына своего Сокольника и потерявший интерес к жизни. Что характерно, так это то, что русалки да леший таки помогают людям. Неохотно, из-под палки, но поддерживают. Нет бы заморочить глупым людишкам голову, солгать, направить не туда, куда нужно. Так ведь не лгут! А как же быть с утверждениями непоколебимых адептов христианства, что все языческие твари— суть бесы, существовавшие на погибель и для соблазна людей? Выходит, не так проста картина древнего мироздания?
Параллельно с показом обитателей фольклорно-сказочного .мира Плешаков вводит базовое для фэнтезийного мира понятие Силы. Что это, романист не конкретизирует. Просто говорит, что, например Святогор обладает этой самой Силой, хоть и не запредельной, Алеша Попович с Добрыней Никитичем тоже не обделены ею, но уже в гораздо меньшей мере, чем первобогатырь, сын Даждьбога. А вот Илья Муромец Силушки не имеет, что вовсе не мешает ему быть настоящим богатырем. И снова не все так легко объяснить. Тот же Илья в иные минуты бывает настолько Сильным, что соратники диву даются — откуда у сельского увальня такая мощь. Получается, что Сила многолика. И одна из ее физиономий есть Темная личина. Она у Плешакова персонифицирована. Изначальное зло воплощено в Кащее Бессмертном, порожденном матерью древних богов, Мокошью, на погибель провинившимся детям и всему человечеству. Этот сказочный герой, почти не фигурирующий в былинах, появляется лишь в первом, самом архаичном романе и там же побеждается Святогором. Но по законам жанра мировое Зло полностью убить невозможно. Иначе без антагониста не сможет существовать и торжествовать Добро. После Кащеевой смерти остаются его дети, воспитанники и творения: Волхв, Соловей-Разбойник, Идолище Поганое и т.п. Таким образом, фантаст увязывает всех злых персонажей былин в одно целое, выстраивая некий метасюжет.
Наиболее ярко выписан Волхв, соединивший в себе черты былинного Волхва Всеславича, исторического «князя-оборотня» Всеслава Брячиславича Полоцкого (каким его рисует «Слово о полку Игореве») и Симона Волхва. Архизлодей тетралогии неуязвим и неуловим. Он везде и нигде. И все же он относится к редкой для современной фантастики разновидности сложного отрицательного героя. Волхв так и остается до конца неразгаданным, непрочитанным, непонятым. Что, собственно, он собой представляет? Простой сгусток злой Силы или нечто другое, альтернативный путь человечества? Так или иначе, из-за него гибнут Никита, Илья и Алеша. Но, как писал безымянный творец «Слова»: «Ни хитрому, ни умному, ни в волшебстве искусному суда Божья не миновать». Приходит и его черед. Он падает, сраженный богатырской рукой, унося с собой в могилу свои и чужие секреты.