Тихон выразительно покашлял в кулак и посмотрел на Кону. При последних словах хозяина Кона зашевелился.
— Жил-был пожил да и ножки съежил, — пропищал он.
Чуя неприятный холодок на спине, Мошка спокойно сказал:
— Не враг я вам. Сам сбежал от боярина.
— Не верь ему! — отчаянно пискнул Кона.
Тихон снова надолго задумался.
— Придется кликнуть мужиков, — неторопливо решил он. — Будем думать миром. Ступай-ко, Ичка, зови народ…
— Всех звать? — спросила Ичка низким грудным голосом.
— Зови всех.
Баба накинула на плечи порванный во многих местах серый плат и выбежала во двор. Пока она ходила, никто в избе не проронил ни слова.
Скоро стали появляться мужики. Заспанно тараща глаза, они снимали треухи, крестились на невидимые в чаду образа, рассаживались на лавках вдоль стен. Последней вошла Ичка.
— У Иляки трясучка, — сказала она.
— Все в сборе, — Тихон ударил себя ладонями по ляжкам и встал.
— Вот, мужики, — кивнул он на Мошку. — Забрел к нам человек из лесу. Мошкой зовут. Сказывает, заплутал. А чей да откуда — не сказывает. Что делать будем?
Мужики оживленно посмотрели на Мошку.
— Ты у нас старшой, — повернулся к Тихону один из мужиков, костлявый, с русой клочковатой бородой. — Ты и решай.
— Оно так, — глухо подтвердили остальные.
Тихон важно выпрямился, поправил на груди вздувшуюся рубаху.
— Ежели б дело простое, вас бы не звал, — сказал он. — Что за человек, слышали… Аль под боярами думать разучились?
— Мы люди вольные, — гудели мужики, — шли сюда к вольной жизни… Губить пришлого — какая корысть?..
Долго еще спорили мужики. Решили так: оставить пришлого до утра да крепко стеречь, дабы не сбежал.
— Человека загубить — дело нехитрое.
— Игла служит, пока уши, а люди — пока души. Может, еще на что и сгодится.
Хозяйственные были мужики. На том и разошлись.
Мошку усадили за стол вечерять с хозяевами. Еда была скудной: квас да репа. Хозяин сказал:
— У боярина, поди, меды распивал…
— Ты меня, Тихон, с боярином не вяжи. Разные мы люди.
— Знамо, — усмехнулся Тихон. Недоверие его раздувал и вертлявый Кона.
— Не слушай его, — говорил он, стряхивая тыльной стороной ладони прилипшую к бороде струганую репу. — Он те намелет…
Мошка подлил масла в огонь:
— Перепужались вы…
— Перепужаешься, — буркнул Тихон. — Нам ведь нынче с воли-то да сызнова в боярский хомут — все равно что в петлю.
— Эка герой, — пискнул Кона. — Тебя бы к нашему боярину: чуть что — плетей, чуть что — в железа. В порубе-то на боярском красном дворе все мы вдоволь насиделись. За боярином Захарией обещанное не пропадет. Зело любил мужичков пытать.
— Суждальские мы, — смягчаясь, пояснил Тихон. — Боярина Захарии холопы. Прошлой зимой пришел к нам добрый человек, поглядел на наше житье да и говорит: ступайте-ка вы, мужички, на речку Вохму — нет там ни бояр, ни воевод, всяк живет сам по себе. Я, мол, тоже с Вохмы. А кормимся мы промыслом, бьем в лесу пушного зверя, которого там видимо-невидимо. Летом торг ведем с новгородскими купцами… Хорошо! Послушали мы его да так всей деревней и снялись.
— Так-то сразу и всей деревней? — недоверчиво переспросил Мошка.
— Зачем же? Наперво своего человека сюда послали. А уж как он, вернувшись, сказанное подтвердил, то все и снялись — невелика наша деревня, три двора… Долго добирались. Иные не дожили, померли в пути, царствие им небесное. А мы на Юге осели. Живем помаленьку. Ни боярина над нами, ни боярского тиуна… Не врал человек, правду говорил. На том ему спасибо.
— Божьей воли не переможешь, — сказал Мошка, чтобы подразнить мужика и выведать у него побольше.
— Значит, ты не наш, значит, чужой, — снова посуровев, отозвался Тихон. — Ино скоком, ино боком, а ино и ползком.
— Зря ты меня так, — оборвал его Мошка. — Ползком я наползался. Ныне сам по себе жить хочу.
— Знаем мы вас, — вмешался Кона. Облизав ложку и бросив ее на стол, он спрыгнул с лавки и дернул Тихона за полу рубахи. — Не слушай хитрого мужика. Плетет он, а сам на дверь поглядывает, бежать норовит.
— От нас не убежит, — успокоил его Тихон и, встав, уставился в Мошкин подбородок смурым взглядом. — Ну, будя, поболтали. Пора и на покой… А на Кону ты обиды не таи. Кона богом обижен. На цепи держал его Захария. Лаять заставлял, у гостей выпрашивать кости со стола… Большой у Коны счет боярину. Вовек им не рассчитаться. На сердце ненастье, так и в ведро дождь…
— Ладно, — сказал Мошка. — Веди куда спать. Шибко устал я с дороги.