Порей тоже узнал Фефела, — понял это Фефел по его взгляду. Но тут же калика изогнулся весь, хрипя, повалился на бок, забился в пыли. Мужики отпрянули от крыльца.
Накувыркавшись, Порей затих, прислушиваясь к звону падающих в шапку монет. Люди расходились. Скоро у церкви остался один Фефел. Только тогда Порей поднялся, вытряхнув из шапки, быстро распихал в лохмотьях добычу. Гремя цепями и все еще судорожно подергиваясь, побрел к городскому валу. Фефел потащился за ним.
Оглядевшись на валу, Порей нырнул в лаз. Нырнул в лаз и Фефел.
Нерадец встретил калику ласково, предложил сесть, налил меду:
— Пей, не монастырский — без укропу.
Фефел выпил мед, Нерадец сел напротив:
— Чем порадуешь?
— Нонче в самый раз будет, — сказал Фефел, слабея под взглядом атамана. — Отворю вам банные ворота, а там — бог в помощь.
— Хитрой, — сдвинул густые брови Нерадец. — Ворота отомкнешь и проведешь до бретьяницы.
— Все исполню, атаман, — покорно пробормотал Фефел.
Нерадец велел кликнуть Порея. На клич его явился калика, уже без цепей, но все еще грязный и смрадный, насмешливо окинул Фефела быстрым взглядом. Склонился перед атаманом. Нерадец сказал:
— Потряси лохмотья-то.
Порей потряс лохмотья. На землю посыпались монеты. Атаман сгреб их, несколько монет кинул Порею.
— Вот тебе и помощник, — обратился Нерадец к Фефелу. — Сам видишь, человечек надежный.
Вернулся Фефел в монастырь после обедни. Монахи сидели в трапезной за длинным дощатым столом. За отдельным столом восседал игумен и с ним еще восемь монахов, по правую руку от игумена — Чурила. Через щель в двери, что вела в пекарню, было видно все, что творилось в трапезной.
— Благослови, бог наш, ныне и присно, — проговорил служивший за трапезой священник.
Послышалось монотонное чтение молитвы. Уставив нетерпеливые взгляды на стол, монахи скрипели лавками.
Все оживились, когда в проходе появились трапезари с глубокими дымящимися мисками в руках. Трапезари ставили миски на столы, в то время как чтец, склонившись над книгой, продолжал неторопливую молитву. Монахи блаженно жмурились, вдыхая вьющийся над мисками пар, но к еде не притрагивались.
Наконец старший трапезарь торжественно возгласил:
— Господи, благослови, помолимся.
— Христе Боже, молитвами отец наших благослови брашно и питие наше, ныне и присно-о, — пропел священник.
Старший трапезарь ударил в блюдо. Тотчас же к игумену приблизился кутник и, приняв от него благословение, стал обходить братию с большой двуухой чашей. За кутником в некотором отдалении следовали подкутники со жбанами. Кутник наливал каждому монаху вина, а подкутник тут же разводил его укропом. Когда вино было налито всем, монахи встали и вразнобой потянулись со своими посудинами к игумену. Игумен осенил их крестным знамением — монахи выпили вино и, стуча ложками, принялись за еду.
Фефелу тоже захотелось есть, но за общий стол его не пускали. Поэтому он спустился в поварню, наполненную чадом и дымом. Монах, стоявший у котла, плеснул ему варева, положил сверху на миску толстый ломоть хлеба. Быстро перекрестив варево и хлеб, Фефел пристроился на пороге и стал есть. Ел он торопливо, приложив губы к краю миски и выгребая содержимое в рот хлебной корочкой и пальцами. Варево текло по бороде и рубахе, но Фефел не замечал этого. Так же быстро расправился он и с сочивом. Наевшись, похлопал себя по животу и поклонился монаху.
— Бог напитал, бог, — проворчал монах.
Фефел снова вернулся к трапезной. Монахи уже сложили на столы пустые миски с укругами — остатками хлеба.
— Господи, благослови, — проговорил игумен.
— Благослови бог, питаяй нас, — проговорили вслед за ним монахи.
Игумен, воздев очи горе, сотворил над мискою крест:
— Христе боже наш, исполни избытки раб своих и нас помилуй, яко свет еси, и ныне и присно-о…
— Аминь, — подхватила вся трапезная.
Старший трапезарь, получив благословение игумена, поднял свою миску и сотворил ею крест, говоря при этом:
— Велико имя…
— Святыя единосущныя троицы, — протянули монахи.
— И сохранит всех нас…
— Аминь!
— Над всем благодарим отца и сына и святого духа, и ныне и присно…
— Аминь!
Сотворили молитву. Монахи, подбирая рясы, выбрались из-за столов и направились к церкви. Фефел, еще немного покрутившись возле трапезной, выбежал во двор. Монахи уже расходились по своим кельям — иные читать требники, иные учиться грамоте, а те, что обучены были ремеслу, спешили вернуться к работе.