Ислам-Гирей, повидимому, вполне оценил серьезность этого предупреждения. Не рассчитывая более на то, что ему удастся запугать козацкого полковника, он решил действовать иным методом. Вечером он конфиденциально, с глазу на глаз, беседовал со Свиченко. Содержание беседы тотчас стало известно московским посланникам. Хан корил украинский народ за «измену дружбе». На это Семен Свиченко ответил:
— Какая твоя царева дружба и совет? Приходил ты к нам на помощь против польского короля, но интересовался больше всего польскими и украинскими полонянками. Набрал ты себе полону, разбогател, а помощи нам никакой не учинил.
Ни мытьем, ни катаньем хану не удалось добиться ничего.
Показательный в этом смысле диалог произошел в марте 1654 года, когда украинские послы прибыли в Москву с договорными статьями. Бояре заявили им:
— Скажите гетману, что указал государь быть с собою в походе двум полковникам — нежинскому, Ивану Золотаренко, да тебе, Павлу Тетере. А скольким человекам козакам с ними быть, и о том государев указ будет вперед.
— Мы о том гетману скажем, — ответили послы и с очень правдоподобной искренностью добавили — а на его, государеву, службу мы рады.
XX. ПОД ВЛАСТЬЮ МОСКВЫ
Когда Хмельницкий добивался принятия Украины в московское подданство, он, вероятно, надеялся, что, расставшись с государственной независимостью в области внешних сношений, он сумеет оградить хоть внутренние дела своей страны от вмешательства Москвы. Хмельницкий как бы предъявлял к Москве сразу два требования: «защитите нас от наших внешних врагов и «не мешайтесь в наши внутренние дела».
Но эти требования исключили одно другое. По справедливому замечанию Г. Карпова, московское правительство рассуждало так:
«Если нужны московские войска, то бери с ними и воеводу. В глазах Москвы тот, при чьей помощи гетман мог усидеть, и был истинным хозяином Украины».
Хмельницкий очень скоро это почувствовал. Его отодвинули на второй план не только в области внешней политики, но даже у себя на Украине он перестал пользоваться полнотой власти.
Хотя на первых порах Москва и смотрела безучастно, как нарушаются договорные статьи (превышается реестр; в гетманскую, а не в московскую казну поступают податные суммы и т. д.), но в то же время она осуществила ряд мер, показывавших, что Украина должна теперь привыкать к новому положению вещей. Так, через месяц после Переяславской рады московские войска под командой боярина Куракина вступили в Киев и прочно там расположились. Одновременно в Белгороде, на границе с Украиной, была собрана сильная армия под начальством Шереметева; ее назначение состояло в отражении ожидавшегося татарского набега, но было ясно, что она может быть введена на Украину и для других надобностей. Наконец, отборные козацкие части (восемнадцатитысячный корпус под командованием Золотаренко и Тетери) были вытребованы для усиления главной московской армии, а взамен их на Украину вступил еще один московский отряд под начальством А. В. Бутурлина, в свою очередь занявший некоторые жизненные центры страны.
Все эти мероприятия проводились без предварительного согласования с гетманом, в порядке простого указа.
То обстоятельство, что договорные статьи были полны недомолвок, Москва использовала теперь в своих интересах: она трактовала все неясности в свою пользу. Правда, стеснительные мероприятия перемежались с поблажками. Но надежды на то, что, подчинившись Москве, найдя в ней защиту от внешних врагов, удастся сохранить внутреннюю автономию, — эти надежды, если у кого и были, быстро таяли.
В связи с этим на Украине усилилась активность групп и сословий, недовольных соединением с Москвой.
Три элемента украинского населения всегда поддерживали соединение с Москвой. Во-первых, крестьянство, потому что в самодержавной России шляхта не играла такой большой роли, как в аристократической Польше, потому что здесь оно избавлялось от национального гнета и предвидело улучшение своего экономического положения. Во-вторых, горожане, искавшие прочного правопорядка, чтобы спокойно заниматься торговлей и ремеслами, и понимавшие, что в подданстве у Польши они его не дождутся. В-третьих, низшее духовенство, ставившее на первый план религиозные, а заодно и свои корыстные интересы.
Им противостояли две группы: высшее духовенство и часть козацкой верхушки, то есть «значные люди», стремившиеся сохранить польско-шляхетский строй в расчете воспользоваться его привилегиями.