Однако на этот раз дело обошлось без пролития крови. Хотя, как признавал в своем универсале польский король Сигизмунд III, «своевольство все более и более усиливается», хотя антагонизм между козачеством и польско-шляхетским строем превратился уже в непримиримую вражду, козацкие старшúны решили стать на путь компромисса. В этом решении большую роль сыграл их новый гетман, Сагайдачный[43].
До Богдана Хмельницкого это наиболее крупная фигура среди козацких гетманов. Искусный полководец, даровитый политик, хороший администратор, он своими действиями сумел придать более стройную организацию козачеству. Под его предводительством был осуществлен блестящий поход на Кафу, закончившийся её разрушением. В отношениях с Польшей Сагайдачный проводил линию зажиточной части козачества — искал соглашения с ней, стараясь направить энергию козаков в другую сторону.
Но когда обнаружилось, что желаемого соглашения с панами достичь все-таки не удастся, и вместе с тем выявилось глубокое недовольство козацких низов этой политикой, Сагайдачный изменил свою позицию. Он потребовал восстановления свободы православной церкви. В условиях того времени защита религии означала защиту народных интересов.
В 1621 году, когда громадная турецкая армия вторглась в Польшу, Сагайдачный привел мощный козацкий отряд, героически принявший на себя тяжесть удара и обеспечивший победу над турками (при Хотине). Фактически это означало спасение польского государства.
За эти услуги Сагайдачный сумел добиться крупного вознаграждения. Значение и сила козачества в Польше заметно возросли при нем. В 1620 году гетман со всем козацким войском вписался в киевское православное братство. Воспользовавшись этим, православное духовенство и не пожелавшее ополячиться дворянство решили попытаться восстановить православную иерархию (то есть самостоятельность православной церкви), уничтоженную церковной унией 1596 года. В Москве находился в это время иерусалимский патриарх Феофан. Было решено пригласить его в Киев. Жолкевский, проведав об этом, задумал бесцеремонно арестовать патриарха. Но Сагайдачный с целым войском встретил патриарха на московской границе и эскортировал его в Киев. Здесь патриарх присвоил многим представителям духовенства сан высшей духовной иерархии. Киев снова стал средоточием национально-религиозных чаяний всего русского населения Литвы и Польши. Самовольное восстановление иерархии вызвало бешеные протесты католиков, но открыто выступить против него они, опасаясь Сагайдачного, не посмели.
Со смертью Сагайдачного все вскоре вернулось в прежнее состояние. Хотинская победа временно свела на нет турецкую опасность, а тем самым ослабила и нужду в козаках. В 1625 году разразилась новая война.
Вот что предшествовало ей. В 1624 году 4 тысячи козаков появились в Босфоре. В турецкой столице началось смятение. Султан лично пытался организовать оборону. Козаки высадились на оба берега пролива, набрали добычу и спокойно отплыли; турецкая флотилия кружилась вокруг них, обстреливала издали, но напасть не рискнула. Через две недели Константинополь вновь увидел козаков, на этот раз в количестве 7–8 тысяч. Повторилась прежняя история: козаки хладнокровно забрали добычу и, насмехаясь над турками, удалились.
В следующем году козаки снова трижды навестили Константинополь. В последний раз население столицы искало спасения в бегстве. Турецкий флот настиг козаков на обратном пути и потопил несколько «чаек», понеся при этом большие потери.
За два года «мировая столица» пять раз подвергалась нашествию козаков. Турецкие ноты Польше приняли ультимативный характер. В ответ на категорическое требование польского правительства прекратить нападения на Турцию козаки ответили:
«Король заключил с султаном трактат, а мы — нет».
В Речи Посполитой не хотели войны с Турцией, не желали также терпеть дольше «самомнение и дерзость» неукротимого козачества, не внявшего даже суровым урокам экзекуций Жолкевского. Решено было смирить своевольных.
Взамен убитого в сражении под Цецорой в 1620 году Жолкевского эту задачу взял на себя коронный гетман Конецпольский. Осенью 1625 года он быстрыми переходами дошел до Черкас. Стягивание козаков, рассеянных на степных промыслах, потребовало времени, а еще больше времени нужно было для мобилизации оседлого козачества, проживавшего в имениях и селах. Поэтому у Конецпольского оказался перевес в силах.
Тем не менее поляки встретили столь упорное сопротивление, что, не желая затягивать войну, пошли, как обычно, на компромисс. В итоге — очередной «худой мир», когда все противоречия оставались неизжитыми. Между козачеством и шляхтой продолжала существовать непримиримая вражда.
43