В городе были широко развиты ремесла. Под «присудом» киевского магистрата находились цехи, в которые входили ремесленники разных специальностей: кравцы (портные), золотари, постригачи, стрельники, лучники, ковали, плотники и другие.
С XIV столетия в Киеве функционировал монетный двор. Монеты чеканились главным образом для облегчения торговых сношений с Крымом; иногда на монетах даже делали татарские надписи.
В то время дома в Киеве, как и в Москве, строились низкие, одноярусные, в один ряд. По вечерам зажигались лучины — свечей почти не употребляли. Киев подразделялся на две части: Мещанский город и Епископский город. Большая часть улиц были кривые и грязные. Лишь в Епископском городе имелись три широкие, красивые улицы.
Хмельницкий прибыл в Киев под эскортом своей гвардии — 300 волонтеров — и Чигиринского полка. Вся старшúна сопровождала его.
Грандиозные успехи, достигнутые украинским народом под его руководством, давали ему основание надеяться на почетный прием в «столечном городе». Однако ни он сам, ни окружавшие его не ожидали того, что произошло.
Все население высыпало навстречу Богдану. Высшее духовенство, во главе с находившимся тогда в Киеве иерусалимским патриархом Паисием, оказало ему знаки глубочайшего уважения как спасителю православия. Депутации школ и различных организаций приветствовали его как «украинского Моисея». Неукротимые разгульные бурсаки, не признававшие никаких авторитетов, выстроились стройными рядами и спели ему латинскую кантату. Все жители от мала до велика провозглашали Богдану хвалу и осыпали его благословениями. Под звон колоколов и гром пушек Хмельницкий направился в Софийский собор. На всем пути шпалерами стоял народ. Женщины высоко поднимали детей, чтобы те могли хоть раз взглянуть на гетмана. Люди бросались на колени и целовали землю, по которой ступал конь Хмельницкого.
Это было не простое торжество, а поклонение народа тому, в ком он видел своего избавителя и героя.
Вряд ли Хмельницкий мечтал когда-либо о подобных почестях. Во всяком случае, он не стремился к ним сознательно, не домогался их. Не честолюбие руководило им, когда он обнажил свою саблю. Долгое время он отстранял от себя гетманское звание, а теперь патриарх в торжественной речи именовал его «знаменитейшим князем». Это пришло помимо него.
Еще недавно рассуждения Богдана Хмельницкого немногим отличались от хода мыслей Сагайдачного и других козацких гетманов; его планы и цели не шли дальше чисто козацких интересов да еще отмены религиозной унии, что являлось тогда боевым национальным знаменем. Но теперь горизонты раздвигаются. Подхваченный мощной волной народного воодушевления, Хмельницкий по-новому представляет себе конечную цель движения.
Народный энтузиазм при встрече, беседы с образованными людьми Киева раскрыли в новом свете его истинную историческую роль.
Разумеется, Хмельницкий не составил еще четкого и ясного плана. Но теперь в нем пробудилось страстное желание выйти за рамки польско-шляхетского режима, отыскать новые условия существования для всего украинского народа.
«Сова сову плодит, мечта мечту родит», говорит старинная украинская пословица.
Отныне Богданом овладела мечта окончательно освободить украинский народ от польского господства («выбить народ из ляхской неволи», по выражению Хмельницкого) и устроить его жизнь на новых государственных началах. В этом для него определилась его жизненная задача.
XII. ХМЕЛЬНИЦКИЙ — ДИПЛОМАТ
Выбить народ из ляхской неволи…
Но как претворить в жизнь эту новую, великую идею? Мысли давили Богдана, ему трудно было совладать с ними. Он окружил себя знахарками, постился, по нескольку часов проводил в молитве. Неожиданно становился надменен и резок, потом столь же неожиданно начинал петь песни и бражничать.
Создать политически самостоятельную, независимую Украину с козачеством в роли ведущего сословия; ни враги, ни союзники не будут влиять на ее внутренние дела; она будет подчиняться только своему гетману — вот вывод, к которому пришел Хмельницкий после длительных, мучительных размышлений.
Кто станет первым гетманом, было для него очевидным. Он знал, что среди козачества нет никого, кто мог бы поднять и понести тяжкое бремя власти. Имя Хмельницкого получает широкую известность в Европе. Суровый диктатор Англии, Кромвель, сам вышедший из народа, обращается к нему, как к равному себе политическому правителю. «Ты, Богдан Хмельницкий, — писал Кромвель, — божьей милостью генералиссимус грековосточной церкви, вождь всех козаков запорожских, гроза и искоренитель польского дворянства, покоритель крепостей…» и т. д.