Выбрать главу

Короче говоря, в позлащенной коробочке содержалась горькая пилюля отказа.

Нечего и говорить, как разочарован был Хмельницкий этим отказом. Но Богдан был тонкий политик и государственный муж. Он скоро подавил в себе чувство обиды и решился вновь запастись терпением[174]. В сентябре принимая боярского сына Леонтия Жеденова, Богдан поднял чару за здоровье царя Алексея Михайловича и произнес многозначительный тост:

— Говорил де нам Крымской царь, чтоб… с ним заодно Московское государство воевать; и я де Московского государства воевать не хочю, и Крымского царя уговорил… Я… царю… всеа Руси готов служить со всем войском козацким… И не тово де мне хотелось и не так было тому и быть, да не поволил государь, помочи нам християном не дал на врагов[175].

«И говоря, — добавляет Жеденов, — заплакал гетман: а знать, что ему не добре и люб мир, что помирился с Ляхи».

И не того де мне хотелось, и не так было тому и быть…

Эти слова вырвались, как вопль, и в искренности их не приходится сомневаться.

Но нельзя было в течение года уничтожить осторожное недоверие московского правительства. Москва хотела еще проверить искренность гетманских посланий, а заодно прощупать соотношение сил внутри и вовне Украины.

Для иллюстрации того, какой характер носила эта деятельность московского посольского приказа, приведем в выдержках некоторые документы.

В ноябре 1648 года Никифор Мещерский доносил из Брянска о победах Хмельницкого над поляками. Кончается «отписка» Мещерского так: «Да в тех же де, государь, городех… говорят и богу молят, чтобы им быть в одной православной вере под твоею государевой высокою рукою; будет де пан Хмелницкой осилеет Ляхов, и он де хочет поддатца одному государю крестьянскому»[176].

О том же и тогда же говорилось в отписках Замятина, Кобыльского и др.

В августе 1649 года Андрей Солнцев из Рыльска, донося о результатах специально организованной для выведывания экспедиции «торговых людей», философически замечает: «…а кто де, государь, впредь будет силнея, казаки ль Ляхом, или Ляхи казаком, и того де подлинно они не ведают»[177].

Месяцем позже путивльские воеводы сообщали царю о результатах их разведки. Некий Петр Литвинов был послан на Украину и видел самого Хмельницкого. Он слыхал, как войсковой есаул Миско высказался в пользу организации совместного с татарами похода на Москву, так как царь не оказал помощи козакам. Однако гетман заявил, что на Москву не посягатель и рад служить царю[178].

В посольский приказ поступала обильная информация, свидетельствовавшая о том, что на Украине зреет серьезное раздражение против Москвы. «Торговые люди» все чаще сообщали, что среди козаков ведутся разговоры относительно того, чтобы вместе с крымцами воевать московскую землю[179].

Так шло время — в собирании Москвой информации, в обмене то вежливыми, то раздраженными речами[180].

Богдан ждал. В 1650 году он посылал в Москву посольство Михаила Суличича, в следующем году — Семена Савича и Лукьяна Мозыря.

В марте 1651 года, незадолго до Берестечской битвы, он написал московскому боярину Борису Морозову, прося его, как пользующегося доверием у царя, похлопотать о принятии Украины в московское подданство[181].

Подьячий Григорий Богданов, побывавший в Киеве в июле 1651 года, сообщал со слов Выговского, что киевский митрополит Сильвестр Коссов готов лично ехать в Москву с ходатайством о соединении и не делает этого только из опасения, что поездка окажется безрезультатной, а между тем вызовет сильное раздражение у ляхов.

Когда вслед за тем Григорий Богданов совместно с митрополитом Гавриилом посетил Хмельницкого, тот держал перед ними большую откровенную речь, в которой многое заслуживает пристального внимания.

— Что великий государь… Польских послов отправил не с их охотою, чего они, приехав, хотели и домагались… и он гетман о том зело радуется… и до великого государя… пошлет своих посланцов… и велит великому государю… бити челом с большим прошеньем, чтоб великий государь… принял их под свою государскую высокую руку; а они де все… под его государскою высокую рукою с великим хотеньем во всей ею государской воле быти хотят, так же как у великого государя… в ево Российском государстве всяких чинов люди в подданстве и во всей его государской воле пребывают.

Митрополит выразил удивление, что гетман вошел в союз с басурманами. На это Хмельницкий ответил:

вернуться

174

Кроме Вешняка, Хмельницкий посылал в 1649 году в Москву еще Силуяна Мужиловского.

вернуться

175

Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. III, Спб., 1861, стр. 350.

вернуться

176

Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. VIII, Спб., 1875, стр. 276.

вернуться

177

Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. VIII, Спб., 1875, стр. 302.

вернуться

178

Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. III, Спб., 1861, стр. 343.

вернуться

179

Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. III, Спб., 1861, стр. 377.

вернуться

180

Характерно, что, несмотря на крайнюю заинтересованность в установлении добрых отношений с Москвой, Богдан не жертвовал для этого традициями козацкой Украины. Достоин внимания такой эпизод. Московское правительство требовало через Василия Унковского, чтобы гетман выдал бежавшего на Украину «вора» Тимофея Анкудинова, выдававшего себя за внука покойного царя Василия Шуйского. Несмотря на энергичные настояния Москвы, Хмельницкий отказал в выдаче. Всем известно, заявил он, что ни у кого из Шуйских не было детей; но Тимофей на Украине и не сказывался царским внуком, а если скажется, то будет тотчас наказан. Однако выдать его нельзя: «кто де в которую землю ни придет, тех людей не отдают; я де к царскому величеству сам хотел бежать от неприятелей своих от Лехов, и государь бы меня королю не отдал» (Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. VIII. Спб., 1875, стр. 318–357). Впоследствии Тимофей скитался по разным странам и был выдан царю голштинским герцогом; его четвертовали в Москве.

вернуться

181

Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. III, Спб., 1861, стр. 446.