вперед не смели они собираться самовольно и вооружаться без воли коронного гетмана.
Жолкевский немедленно препроводил Наливайка с прочими предводителями в
Варшаву, в свидетельство свершившагося укрощения козацкого своевольства.
Присланных предводителями в Варшаву, кроме Наливайка, тотчас казнили смертью.
Что же касается до Наливайка, то паны слишком были озлоблены против этого врага
панского сословия, чтоб казнить его скоро. Наливайка засадили в тюрьму и там
истязали вычурным образом: подле него стояло двое литаврщиков, и когда ему
хотелось спать, они били в литавры и тем его мучили, не давая заснуть. Подобными
пытками мучили его до времени собрания сейма, и тогда казнили. О казни его
рассказывают разно. Историк Иоахим Бельский говорит, что ему отрубили голову,
потом четвертовали тело и члены развесили на показ и поругание. Другой
современник, Янчинский, рассказывает, что его посадили верхом на раскаленного
железного коня
и увенчали раскаленным железным обручем. Третье, самое распространенное
предание, перешедшее в малороссийские летописи, уверяет, будто его бросили в
нарочно сделанную из меди фигуру вола; эту фигуру поджигали медленным огнем, и
из неё был слышен крик Наливайка, а когда крик перестал быть слышим, потушили
огонь и отворили фигуру: тело Наливайка превратилось в пепел.
После этих восстаний поляки издали грозное постановление против Козаков. Все
низовцы за их своевольства признавались врагами отечества, и кварцяное украинское
войско, защищая от их своевольств шляхетские дома и имения, могло истреблять их без
суда и следствия. У Козаков отнимались все их прежния права, грунты (угодья) и
данный им от Витория Трехтемиров. Эти постановления и исполнения по ним не
только не прекратили козацких своевольств, но еще более раздражали Козаков и
побуждали к своевольствам в большом размере. Напрасно поверялось панам и их
дозорцам ловить и заковывать бродяг (гультаев), бегавших из королевских и дедичных
имений, и возвращать их в места прежнего жительства, где их могли тотчас же казнить
жестокою смертью. Пока Запорожье со всеми днепровскими островами и
приднепровскими трущобами не было во власти пановъ—нельзя было задушить
козачества. Бежавший от панов народ находил себе первое пристанище на Низу в
козачестве. Сами паны, считая себя вообще в праве делать то, чтб им хочется, и худо
понимая, что они делают, продолжали помогать разрастанию козачества и лишали
действия правительственные распоряжения о прекращении своевольств в Украине.
Хлопы, бежавшие от какогонибудь пана, иногда побывавши прежде на Низу, а иногда
даже и не побывавши там в качестве вольных людей, гультаев, приставали к другому
пану, особенно такому, который заводил слободы и выставлял на дороге шесты с
количеством вбитых в него колков, означавших количество льготных лет,
предоставляемых новопоселянам. У такого пана в слободу принимался не только
беглый хлоп, но иногда даже разбойник, спасающийся от виселицы. Украинские паны,
как вообще польские паны, жили между собою пе в согласии. Ссоры, наезды друг на
друга были делом обычным. Поэтому сами паны ради своевольства охотно принимали
к себе Козаков, людей вольных и своевольных, и с нх помощью бесчинствовали против
своей братии. Такие козаки, однако, при первом неудовольствии готовы были поступать
с своим паном так же, как, по наущению его, поступали с его соседом. И шляхтичи,
жившие в Украине у панов слугами, также пропитывались козацким духом, дружились
с козаками и вместе с ними грабили имения своих панов. Вся Польша жила
своеволием, но в Украине, стране пограничной и удаленной от средоточия власти и
государственной жизни, это своеволие приняло самые широкие размеры. В других
краях Речи-Посполитой своевольничал только дворянин, но не смел своевольничать
хлоп, которому вообще ,не дозволяли иметь человеческой воли; в Украине
своевольничал и хлоп и пе хотел подчиняться своему легальному бесправию:
географическое положение Украины и исторические условия указали ему для этого
исход в козачестве. Само правительство не было последовательно в своей строгости к
козакам и. в 1601 году, по поводу войны со Швециею, сняло свой драконовский
приговор над козачеством, произнесенный по укрощении Наливайка: оно дозволило