приписываемого атаману Сирку, «окуривали мушкетным дымом цареградские стены и
обитателям Цареграда задали великий страх и смятение» 3). Они опустошали
побережья Черного моря, взяли и разорили гавани в Килии, Измаиле, Бальчике, Варне,
Сизеболи. Кеенан-паша с сорока галерами следил за ними, когда триста козацких чаек
сидели близ острова Монастыря, и только восемь из них вступили в битву. Семь чаек
были взяты и приведены в Константинополь. Все прочия счастливо избежали
опасности. На следующую весну сам Капудан-паша, главный начальник флота,
бывший до того времени на юге в Средиземном море, явился под Очаковом и поразил
Козаков, вероятно подстерегши их выход в море: взял пятьдесят пять чаек и привел в
Константинополь восемьсот пленных 4).
Начальники приморских стран Турецкой империи, Анатолии и Румелии то и дело
жаловались, что козаки беспрерывно разбойничают; пойманные в плен из них уверяли
турок, будто они пустились на море не по своей охоте, а по приказанию польского
правительства. Эти вести козаки распускали для возбуждения войны между Польшею и
Турцией), чтоб, таким образом, можно самим иметь право на морские экспедиции. И
вот козаки оказались виновными перед своим правительством не только в своеволии,
но в умышленных покушениях поссорить Польшу с Турцией).
Внутри Украины договор на Медвежьих-Лозах не водворил такого порядка, как того
хотелось Польше. С этих пор распространилось в Украине имя «вынисчиковъ»; так
стали называть тех, которые, как и прежде делалось, хотели самовольно сделаться
козаками; имя это возникло теперь оттого, что кураковская коммиссия исключила
(выписала) множество таких из реестров, куда они были вписаны. Таким образом
козачество поделилось на два рода— на реестровых и выписчиков. Первые, в числе
шести тысяч, признавались в козацком звании; вторые хотели быть козаками и сами
себя считали в этом звании, в противность воле правительства. Последних было
несравненно более, чем первых, и никто не в состоянии был уследить за ними: то были,
попрежнему, подданные коронных и дедичных имений, не повиновавшиеся своим
панам, называвшие себя, в противность им, козаками, бежавшие в Оич или
Ч Collect., 186. а) Ilammer. У, 71.
3)
Лет. Величка, 2, 380.
4)
Нашшег. У, 128.
59
составлявшие внутри Украины своевольные купы, нападавшие на дворян. Издавна,
как мы видели, велось это: нисходящее поколение прежних самозванных Козаковъ—
дети, внуки, племянники, все считали себя козаками, тогда как правительство не хотело
их признавать в этом звании. Им теперь особенно было тяжело это непризнание, когда
они или отцы их уже были вписаны в реестр; при Сагайдачном само правительство,
нуждаясь в военной силе, дозволяло быть большему числу Козаков. Бураковская
коммиссия их выгнала, обратила в хлопов. Но хлопы в Украине вообще давно уже
стремились сделаться козаками; теперь это стремление усилилось, после того, как в
массу хлопов возвращаемо было много таких, которые, по своим понятиям, считали за
собою некоторое законное право числиться козаками. Реестровые козаки, смотря по
обстоятельствам, готовы были укрощать их, по приказанию коронного гетмана, 'но
также готовы были, при случае, стать с ними заодно против ляхов, тем более, когда их
соединяла с русским народом религия, требовавшая защиты.
Выписчики, бывшие в Крыму с Дорошенком, по смерти его выбрали из своей среды
гетманом Тараса, которого коронный гетман называл презренным хлопом, вероятно,
оттого, что он не принадлежал к реестровым. Часть реестровых признала его, но
большинство их избрало себе предводителем Грицька Чорного, человека преданного
полякам. Коронный гетман утвердил его 1). Грицько, вместе с Хмелецким, одержал
победу над татарами под Бурштыном 2). Он удерживал своих подчиненных в
повиновении правительству, не пускал на море, не дозволял хлопам причисляться к
козацкому сословию и строго наказывал непослушных. Тарас оставался на Запорожье;
его силы возрастали, беглецы из Украины собирались к нему; он разослал универсал, в
котором, называя себя законным предводителем Козаков, приказывал не повиноваться
Грицьку и не признавать его старшим, потому что Грицько не был избран вольными
голосами, по козацкому обычаю, при армате. С своей стороны, Грицько посылал на