духовных вашей греческой веры с отцами унитами, и на будущее время мы будем это
поддерживать, а вас за труды ваши обещаем вознаградить. Другие просьбы, внесенные
вашими послами пред коронациею, мы оставляем, сообразно посполитому праву, до
будущего времени и рассудим о том с панами-сенаторами. Сколько позволит закон и
справедливость, вы не будете забыты милостью нашею. Послы ваши подробнее скажут
обо всем, а мы, уверяя вас в неизменной нашей милости, желаем вам от Бога доброго
здоровья».
Видно, что Владислав в это время понял, какое важное значение могут иметь козаки
для королевской власти. Но королевское благоволение не могло их защитить от вражды
к ним всего дворянства, а эта вражда в последнее время усилилась: на Козаков
смотрели как на стихию, опасную для республиканской свободы шляхетства, такую
стихию, которою легко мог воспользоваться монархизм; его же очень боялось
шляхетство. Козачество выиграло в том, что Речь-Посполитая признала
восстановленную им православную иерархию, но оно не могло быть довольно и с этой
стороны. Домогательство Козаков участвовать на сеймах было отвергнуто и трудно им
было возобновлять его. Самая свобода греческой религии должна была существовать
более на бумаге, чем на деле. Владислав предоставлял равную свободу как унитам, так
и православным: казалось, чтб могло быть справедливее? Но оказывалось, что за
унитов было без малого все дворянство Речи-Посполитой, а за православие, кроме
безгласной, порабощенной громады простого народа, небольшая часть дворянства, еще
не успевшего утратить веры отцов своих, да козаки, то-есть те из народа, которые
стремились вырваться из порабо-
J) Р. И. П. Б., IY, № 22.
72
щения, освященного законом и, следовательно, стать на борьбу с законом, властью,
государством. Пока уния, источник раздоров, раздвоивший народ русский, не была
уничтожена, все льготы и привилегии православию не могли иметь большой силы. Так
как сейм постановил одни церкви отдать православным, другие унитам, то нужна была
еще коммиссия для разбора: какие церкви должны быть православными и какие
унитскими. Вместе с церквами, шла речь и о церковных имуществах. Это повело к
спорам, в которых та сторона, за какую была сила шляхетского большинства, всегда
брала верх. ИИо челобитью русских,—говорит украинский летописец,—никакого
облегчения не получили х). В феврале 1633 года, во время коронации, примас, возлагая
корону на Владислава, напомнил ему, что, получая корону и помазание от римско-
католической церкви, король должен охранять и распространять римскокатолическую
веру и не считать всенародным правом тех уступов, которые он, для всеобщего
спокойствия, обещал еретикам 3). Это показывало, что непринадлежащим к римско-
католическому исповеданию надобно было ожидать всевозможнейшего
противодействия со стороны духовенства, не считавшего гражданских постановлений
обязательными для церкви. В последний день коронацийного сейма прочитан был
диплом, который король давал в пользу православных: для успокоения католиков было
сказано, что эта свобода им дается до будущего сейма, и притом тогда только, если
королевский посол упросит на то соизволение папы. Несмотря на такия условия,
католики встретили и это с негодованием. Надобно было канцлеру приложить к
диплому печать: коронный канцлер, сам будучи духовным лицом, отказал; король
обратился к литовскому канцлеру Альбрехту Радзивиллу. Этот пан прежде счел
нулевым посоветоваться с своим духовным отцом, потом, будучи приглашен королем,
сказал, что не может этого сделать, потому что духовный отец не разрешает ему. «Ваш
духовный отец, — сказал ему Владислав, — способен только поправлять часы (этим
точно отличался духовник Радзивилла), а не его дело мешаться в то, что может
волновать Речь-Посполитую».—«Я,—сказал Радзивилл, после сильных домогательств
короля,— во всем прочем повинуюсь вашему величеству, а там, где идет дело о святой
римско-католической вере, не могу поступить против совести никоим образомъ».—Я
вам ничего не дамъ»,—сказал выведенный из терпения король.—«Как угодно вашему
величеству»,—сказал Радзивилл, и сел на свое кресло.—«Когда,—сказал король,—
сделается вакантною печать коронная или литовская, отдам ее еретику». Это очень
поразило ревностных католиков.